— Родственники есть?

Я непонимающе хлопала сонными и покрасневшими глазами. Сказать ему правду? Он же предупреждал меня... Но сказать, что я сирота — это всё равно, что самой себе подписать приговор. Так было всегда: сирота — идеальная жертва.

— Да, — пискнула в ответ. Молясь о том, чтобы он больше не задавал вопросов и не понял, что я блефую.

— Ты снова врёшь мне? — он повернулся, привлекая к себе внимание.

Мне было нечего ответить. Смотря перед собой, я упрямо поджала губы. Ему не за чем знать, что моих родителей давно нет. Тётка меня на дух не переносит, и моя пропажа её скорее обрадует, нежели огорчит. А Гоша... он был единственным близким мне человеком. Был. Пока я и его не потеряла.

— Я правда никому ничего не скажу. Пожалуйста? Вы ведь не бездушный человек... вы же не бросили меня там! И не вышвырнули из машины, когда узнали, что они меня ищут! Прошу вас?

— Ты лишний свидетель, Кира. — Он покачал головой, и его рука мягко скользнула по рулю. — Таких свидетелей не оставляют. Даже я.

Он произнёс это так обыденно и в то же время... будто ласково. Словно успокаивая меня.

Мои губы задрожали.

Мне двадцать три и, кажется, на этом всё.

Как любит говорить моя тётушка: пожила и хватит.

— Меня тошнит, — опять прибегаю ко лжи.

Скорее всего, это выйдет мне боком. Но неужели я зря испытала ту боль от падения? Неужели зря прыгала под колёса?

— Ты же понимаешь, что далеко не уйдёшь? Или ты думаешь, что сможешь затеряться здесь? — жутковатый и совершенно неуместный смех пробирал до костей. — Не уверен, что потянешь...

Несмотря на его ироничный настрой, я не готова была к перепалкам. Если он один из них, или хотя бы похож на тех, с кем я провела последние несколько дней, то с ним лучше вообще не спорить. Этому меня научили кулаки Быка и некоторых из его приспешников. Меня истязали каждый день. Одно неверное слово, крик или непослушание, и я проходила через это так же, как и другие девочки, находящиеся в этой квартире. Им нужны были сломленные, послушные овцы.

— Тогда просто убей меня сразу, — тихо произнесла, поднимая голову. Дрожа как осиновый лист и ожидая его реакции.

И она последовала. Спустя несколько секунд, автомобиль начал снижать скорость. Пока его колеса окончательно не застыли. Мужчина с пронзительным взглядом повернулся ко мне почти полностью. Долго смотрел на меня, изучая каждый сантиметр. Всматривался в ссадины на моём лице, заметил порванное ухо и, слегка вытянув губы, провёл ладонью по слегка отросшей светлой щетине.

— Убить, говоришь? Да ты и так полуживая. Если только — добить?

— Вас этому учат? — от обиды из глаз брызнули слёзы, но я всё равно заметила вопрос в его глазах. — Унижать женщин? Слабых? Использовать их? Издеваться? Что я сделала? М? Что? Я ведь никому ничего плохого не сделала. Почему нельзя просто помочь мне? Это так сложно? Помогать? Этому вас не учили? Это проще, чем кажется...

Мне хотелось кричать. Орать на не него, срывая глотку. Но сил хватало только на то, чтобы он просто меня услышал. Сквозь мою боль и дрожащий от слёз голос.

А он всё так же пронзительно смотрел. Будто слышал...

— Посмотрим, что с тобой можно сделать.

Вкрадчиво произнёс, прежде чем отвернуться.

Если бы у меня были силы...

Он был прав. Меня можно только добить.

Меня учили никогда не сдаваться. И если он даст мне шанс, хотя бы мизерный шанс на спасение... я непременно им воспользуюсь. Только бы дал.

— Расслабься, — добавил, разбавляя вновь повисшую тишину, — к Быку мы сейчас не поедем.

Размазав слёзы, я посмела себе нечто, похожее на нервный смех. Закрыла глаза и неуверенно ответила:

— Спасибо.

Когда машина снова начала движение, я посмотрела в окно. Вот он. Наконец-то. Указатель, подсказывающий, что мы сворачиваем в населённый пункт, название которого мне было абсолютно незнакомо.

“Чёрные реки”.

Я всё ещё надеялась. На миг мне показалось, что он меня услышал. Я хотела верить в человечность.

Но, как оказалось, это была его игра и его правила. Которых я тогда ещё не знала.

Небольшой двухэтажный дом. Просторное крыльцо, навес и балкон этажом выше. Он больше походил на домик лесника, но при этом стоимость его была явно выше, чем у лесничего. Вокруг... лес. Пара пристроек и, кажется, гараж.

— Это не больница, — констатировала, поворачиваясь к водителю.

Выходить было страшно. Мои руки мелко дрожали. Зубы тоже. Я не мёрзла сейчас. Это был страх. Он прижился во мне с тех пор, как я очнулась в той комнате, устланной обычными затёртыми матрасами.

— Выходи, — не ответив по существу, мужчина открыл свою дверь и просто вышел из авто, — тебе будет больно, если я решу помочь. Так что, выходи.

Спорить я не стала. Сжав губы, щёлкнула рукоятью и медленно, осторожно опустила ноги на сырую тротуарную плитку. Мелкие капли тут же сиганули за шиворот и от неприятного ощущения я поморщилась.

— Предупреждаю на старте: никаких выкрутасов. В противном случае я прострелю твои колени. Поверь мне, я сделаю это даже не моргнув. — Добавил тот, кого я ещё недавно считала своим спасением. Встал рядом со мной и, как ни в чём не бывало, протянул мне руку.

Руку? После всего сказанного?

— Я просто хочу домой, — прохрипела, глядя на светлую широкую ладонь с рваными линиями на ней.

— А я просто хочу, чтобы ты была послушной, Кира.

Была послушной... кажется, где-то я это уже слышала.

Я заторможено протянула руку, но он увернулся. Отказался от моей ладони и, перехватив меня за локоть, слегка потянул на себя. В ту же секунду с моих губ сорвалось шипение.

— Поломанная?

Что? Это беспокойство? Или просто любопытство? В любом случае я не видела жалости в его глазах и не слышала её в хриплом мужском голосе. Холодность. Везде.

— Да, — кивнула, — наверное.

Промолчав, он отпустил мой локоть.

— Я сейчас возьму тебя на руки. Будет больно. Ты должна это понимать. Но это лучше, чем получасовая прогулка до второго этажа.

— Зачем вы привезли меня сюда?

— Пока не знаю, — произнёс тихо. Казалось, что он всё знает. Просто не считает нужным мне об этом говорить. Во всяком случае, пока. — Отлежишься немного, а потом поговорим.

Ничего больше не поясняя, он рывком оторвал мои ноги от земли. От боли я ахнула, но, сцепив зубы, постаралась больше не скулить. Больно. Чёрт! Как же больно! Невыносимо!

Каждый его шаг, каждая ступенька, по которой он поднимал меня наверх, отзывалась адской болью в рёбрах. Спрятав лицо, я пыхтела ему в шею. Дышала через раз, но это не помешало мне уловить приятный запах, исходящий от...