– Да, я знаю. Подойдут.

– Вот и чудненько. Всего пану наилучшего, и чтобы емухорошо жилось в Австро-Венгрии… хотя где нынче хорошо?

С этим философским замечанием он отправился восвояси, аСабинин прошел еще немного по Чайной улице. Увидев двухэтажный домик с сиявшейзолотом вывеской «Большой Гранд-отель», без колебаний вошел.

За роскошной вывеской таился обычный постоялый двор,довольно грязный и запущенный, или, как выражались здешние аборигены,«занедбаный». За эти два дня Сабинин узнал и запомнил много местных словечек,весьма для него экзотических.

Он присел за столик, заваленный старыми образчикамиповременной печати – и около часа делал вид, будто просматривает синтересом «Ниву», «Живописное обозрение» и «Московские ведомости». Все доединого экземпляры происходили чуть ли не из времен балканской кампании,новости давным-давно устарели. Дверь беспрестанно хлопала, взад и вперед ходилилюди, кто в буфет, кто в номера, кто и непонятно зачем, многие с откровеннымлюбопытством косились на Сабинина, отчего он нервничал, не зная даже, есть лидля этого реальные причины…

Ага! Вот он, сутуловатый старичок с кипой газет под мышкой!Полностью соответствует описанию. Покряхтывая, он сложил кипу за стол, закоторым, как на иголках, восседал Сабинин, и, растирая поясницу, прокряхтел:

– Дзень добжи, пане. Ох и ноют стары кости…

– Добрый день, – обрадованно отозвалсявоспрянувший Сабинин. – Когда здесь получат сегодняшние «Московскиеведомости», не подскажете ли?

Старичок впервые встретился с ним взглядом. Глазки у негобыли острые, как буравчики:

– А что пану так любопытно в сегодняшних «Московскихведомостях»?

– Там должно быть объявление насчет места управляющегоимением.

– Да? Ну, чтобы получить нынешние «Московскиеведомости», пану придется любоваться нашим местечком не менее как целый тик-день.[3]

Все было в полном порядке. Напряжение растаяло. Старичок,подравнивая стопу газет и уже не глядя на собеседника, тихонько распорядился:

– Нех пан поднимется на первый этаж…[4]пану понятно?

Сабинин кивнул – он уже и в эту тонкость вник.

– А на первом этаже пан пусть стучит в двенадцатыйнумер… Там пана дожидаются.

И он заковылял к двери. Сабинин прямо-таки вскочил из-зашаткого стола, почти взбежал по скрипучей лесенке. Без особого труда отыскавдвенадцатый номер, постучал и, дождавшись громкого позволения войти, последовалоному.

В тесном номере у стола восседал молодой человек, одетый снескрываемой претензией на щегольство, довольно, впрочем, напрасной. Костюм,сразу видно, был обязан появлением на свет не самому лучшему портному,сверкавший в галстучной булавке брильянт был чересчур велик для настоящего (дабулавка к тому же была воткнута прямо в галстучный узел, что считалось дурнымтоном), а толстенная золотая цепочка поперек жилета что-то уже чересчур сильносверкала для настоящего золота.

Завидев Сабинина, молодой человек проворно вскочил (причемпод пиджаком у него при резком движении явственно обозначился револьвер) ираспахнул объятия так, словно они оба были злодейски разлученными при рождениии встретившимися спустя годы родными братьями:

– Ну, наконец-то, наконец-то! Знали бы вы, как мыистомились ожиданиями… Опять-таки – филеры, жандармы и прочие мерзостироссийского бытия… Садитесь же, прошу вас! Не угодно ли бокал шампанского?Контрабанда из Парижа!

Отпив глоток, Сабинин внутренне содрогнулся – жидкость сиябыла даже мерзостнее той, которой угощал своих гостей Карандышев, но не показалвида. Однако допить до донышка оказалось свыше его сил, и он насколько могнепринужденнее поставил бокал на стол. Усмехнулся:

– Если вы так истомились, милейший…

– Яков. Но для вас – просто Яша, какие, к лешему,церемонии!

– Если вы так истомились, милейший Яша, зачемпонадобилось весь день таскать меня по этим вашим «явкам»?

– Здесь, знаете ли, небезопасно, – с апломбомзаявил Яша. – Да-да, у меня самые точные сведения! Вы у нас человек новый,во всех смыслах, вы и представления не имеете, как мы тут ходим по лезвию ножа…Народ кругом ненадежен, охранка свирепствует… Ну да ничего, ваше счастье, чтопопали на меня… Мы, анархисты, способны справиться с любой опасностью…

– Простите? – поднял бровь Сабинин. –Анархисты? Но ведь я, как бы поделикатнее выразиться, по другой епархии…

– Послушайте, но разве свет сошелся клином на этихваших эсдеках? – воскликнул Яша. – Скучнейшая организация, начетчики,буквоеды… Меж тем анархия раскрепощает умного и энергичного человеканесказанно…

– В самом деле? – поинтересовался Сабинин.

Не ощутив иронии, щеголь Яша прямо-таки воспарил надгрязноватым полом. Поток слов хлынул неостановимо. Молодой анархист довольнопрозрачно намекнул, что имеет самое прямое касательство к недавней киевскойперестрелке с полицией и массе других революционных подвигов, потом без всякогоперехода принялся живописать разветвленную и безотказную, налаженную лично имсистему переброски через границу как людей, так и оружия с литературой. Еслиему верить, анархисты и персонально он в этих краях были прямо-таки всемогущи,и оставалось только удивляться, отчего при этих условиях губернская жандармериявкупе с полицией и пограничной стражей так и не совершила до сих пор актаколлективного самоубийства – от безнадежности и меланхолии…

Очень быстро Сабинин заскучал. Этот провинциальный Хлестаковразочаровал его самым жестоким образом – после двухмесячного общения с гораздоболее серьезными людьми вроде Прокопия, Васи-Горыныча и полудюжины другихэсдеков… Нет, в конце концов, что же происходит? Почему этот шут?

Воспользовавшись паузой, Сабинин вставил словечко:

– Скажите, Яша, а кличка у вас случайно не Рокамболь?

К некоторому его удивлению, анархист воскликнул совершенносерьезно:

– А, так вы обо мне уже слышали? Ну, ничегоудивительного нет в том, что наша известность докатилась до столиц империи…

– Вынужден вас разочаровать, – сказалСабинин. – Мне просто-напросто отчего-то показалось вдруг, что ваша кличкадолжна быть именно Рокамболь… Рокамболистее некуда…

– Шутки строить изволите? – ощетинился Яша.

– Где уж нам, убогим…

– Извольте, я же вижу! – Яша демонстративнопогладил через пиджак заткнутое за пояс оружие, подбежал к сидящему Сабинину,наклонился над ним, обдав ароматом дешевого одеколона, и протянул с неприкрытойугрозой: – Здесь, в нашей вотчине, так себя не ведут, любезный инкогнито. Да-с!Вы уж извольте держаться посерьезнее с серьезными людьми, не в балагане!Особенно в вашем пиковом положении, а оно у вас, несомненно, пиковое, могудержать пари! – Выпаливая все это, он добросовестно пытался испепелитьСабинина взглядом. Протянул сквозь зубы: – Вообще-то, если все рассудитьлогически, не столь уж и велики суммы, которые ваши коллеги по партии заплатят завашу переправу на ту сторону. Мне подсказывает чутье, что за субъекта вроде васв других местах могут заплатить гораздо больше… Ой!