Внезапно сугроб рядом с ним зашевелился. Людо открыл глаза и подскочил на месте, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Сугроб задрожал, вздыбился и опал, словно то, что было внутри, встало на ноги. Людо ничего не видел, слышал только, как кто-то фыркал, тряс гривой и шелестел хвостом. Это был Ренти, погребенный, как и он, на дне снежной пропасти, но живой!

– Ах, Ренти! – воскликнул Людо и бросился на шею коню, совершенно забыв, что в трещине нельзя кричать и делать резких движений, чтобы не вызвать новый снежный обвал.

Именно это и произошло. Стены расщелины беззвучно, словно холодный мягкий туман, поползли вниз, засыпая снегом мальчика и коня.

Вернее, засыпали они то место, где мгновение назад были мальчик и конь. Не успели первые снежинки подняться в воздух, как Ренти (вместе с Людо, который, как ты помнишь, обнимал коня за шею, зарывшись лицом в его гриву) рысью затрусил в темноту. Трещину у них за спиной завалило. Впереди, по-прежнему темный, но озаренный чуть заметным сиянием, словно сверху просачивался свет звезд, лежал туннель. Ренти рысью устремился туда, будто знал дорогу, и Людо, держась за его гриву, побежал рядом. Туннель уходил в снежную массу метров на двадцать прямо, как стрела, и пока конь и мальчик бежали, снег завалил дорогу назад. Если они доберутся до конца туннеля, подумал Людо, то окажутся в тупике. Но времени, чтобы испугаться, не было, и, кроме того, Ренти вроде бы не выглядел испуганным. Внезапно конь заржал, и от этого звука туннель позади обрушился, но впереди, мерцая в отраженном от снега свете звезд, вздымался Егерсальп, а в скальном обрыве, озаренная изнутри настоящим теплым светом факелов, свечей и пляшущего огня, виднелась открытая дверь.

Дверь вела в пещеру, но такой пещеры Людо в жизни не видел. Сперва его поразили размеры: каменные своды терялись во мгле, а во все стороны во тьму уходили галереи. Потом он почувствовал, как здесь тепло и светло. Ледяная корка вмиг растаяла, пальцы обрели подвижность, щеки раскраснелись, а когда Людо посмотрел на Ренти, то увидел, что гнедые бока коня почти высохли, а грива и хвост распушились. (Ренти был из породы гафлингеров, крепких красивых гнедых лошадок с серебристыми гривами и хвостами. Некоторые верят, что именно гафлингеров впрягают в колесницу Солнца, и в погожий денек в такое недолго поверить. Людо, во всяком случае, верил.)

Пещера была заполнена людьми, точнее, юношами примерно одних лет с Людо: кто-то моложе, кто-то старше, лет шестнадцати. На юношах была странная короткая одежда из кожи и шерсти неярких цветов, и, хотя лишь один или двое были обуты, бедняками они не выглядели, по крайней мере, держались не как бедняки. Сказать по правде, старшие смотрели дерзко и заносчиво, и, когда Людо застенчиво остановился посредине пещеры рядом с Ренти, трое встали и подошли к нему.

– Ты новенький, – укоризненно промолвил самый высокий.

Людо не сообразил, что на это ответить, поэтому от греха подальше просто коснулся лба рукой, как его научили делать при встрече с богатыми и знатью, и промолчал.

Вероятно, он выбрал верную тактику, потому что юнец, смягчившись, отрывисто бросил:

– Откуда ты? Этот вход должен быть закрыт.

– Другого я не видел, – озадаченно ответил Людо. – Где мы? Я не знал, что здесь есть пещера.

– Да и откуда тебе знать. – Юнец гордо вскинул голову, отчего Людо почувствовал себя еще ничтожнее, чем обычно. – Мы не показываем дорогу каждому встречному. Но ты здесь, а значит, имеешь право, придется с этим смириться. Назови свое царство.

– Бавария, – удивленно ответил Людо.

– Никогда о таком не слыхал. Какая-нибудь третьесортная окраина, голые скалы да козы.

Один из мальчиков у костра обратился к собеседнику Людо:

– Хватит его дразнить. Раз Стрелец призвал его, значит он чего-то стоит, хоть по виду и не скажешь. Ничего, скоро освоится.

Людо совсем не нравился этот разговор, но, по крайней мере, новый голос звучал добрее.

– Я сожалею, – промолвил он робко, – что пришел не оттуда, откуда следовало, господин…

– Не называй меня «господин», – перебил его второй мальчик. – Меня зовут Язон, а это обращение прибереги для Стрельца. И выведи отсюда своего коня.

– Если эту старую клячу можно назвать конем, – послышался голос из темноты, и юноши у костра захихикали. – Для чего отец дал тебе такое сокровище? Что, на него даже собаки не позарились?

Людо, который любил Ренти и часто повторял, что старый конь понимает его с полуслова, знал, что на самом деле животные не слушают людских разговоров. Прежде всего, потому, что не находят в них ничего увлекательного. Но насмешник бил по больному – Ренти и впрямь в последнее время досталось, и это на нем сказывалось. Конь стоял рядом, поникнув головой и опустив уши, и Людо забыл, что он крестьянский сын, а эти задиры наверняка сынки богатых и знатных родителей, которые охотятся в горах, поэтому вспыхнул до корней волос и выпалил:

– Он замечательный конь, и всем известно, что нет на свете коней лучше баварских гафлингеров! А будь вы такими же старыми, как он, да завали вас семиметровым слоем снега, посмотрел бы я на вас!

Тот, кто назвался Язоном, удивленно посмотрел на Людо сверху вниз и нахмурил брови:

– Снега? Тебе прекрасно известно, что этой зимой снега тут еще не было. Что ты плетешь?

Его товарищи зашумели:

– Да, зачем он врет? Откуда он взялся?

Юноши вскочили и окружили Людо. Вид у них был самый недобрый. Людо заметил, что некоторые вооружены: у одних на поясе висели кинжалы, другие сжимали в руках луки.

– Успокойтесь, дайте ему ответить, – неожиданно произнес дружелюбный голос.

Голос принадлежал юноше лет четырнадцати, широкоплечему, с загорелым лицом. На говорившем было только что-то вроде юбки из золотистого, в черных пятнах меха с позолоченным поясом, на котором висел длинный кинжал. Когда юноша выступил вперед, остальные, даже те, кто выглядел старше, безропотно отступили назад.

Широко расставив ноги и заложив большие пальцы за пояс, юноша стоял перед Людо.

– Начнем сначала. Обычно он рассказывает нам о чужестранцах, которые сюда приходят, но о тебе промолчал. Ты говоришь, что родом из Баварии. Никто из нас не слыхал о такой стране, но это ничего не значит: в этих горах хватает мелких царств. Нет, постой, дай мне договорить. А теперь ты упомянул о снеге, хотя мы знаем, что снега в этом году еще не было. Но я думаю, ты сказал правду – когда ты вошел, я заметил снег на боках твоего коня.

Он замолчал. Костер трещал, как будто рвали бумагу.

– Это правда, я сам видел, – раздался громкий голос.

– Тише, пусть говорит Пелей, – отозвался другой юноша.