– Нет ничего закулисного в том, чем я занимаюсь…

– А как насчет твоей склонности иметь дело с крадеными вещами? Вещами, которые исчезают прежде, чем полиция успевает узнать об их местонахождении?

Ее маленький носик сморщился от брезгливости.

– Не нужно верить всему, что пишут в газетах.

– Мои источники заслуживают доверия.

– Если бы они его заслуживали, ты не стоял бы сейчас здесь. Ты бы знал: я этим уже не занимаюсь. Почти полтора года.

Было уже поздно, и он устал.

В какой-то момент ему просто захотелось повернуться и уйти. Мысль растворилась прежде, чем успела оформиться.

В любом случае это было делом чести – исполнить желание деда. И пусть при этом ему придется иметь дело с женщиной, которая одновременно и презирала его, и бросала вызов. С женщиной, которая была так же вероломна, как и все женщины в его семье.

Его кольнуло чувство вины.

Решение было принято.

– Ты должна найти для меня картины.

Ее глаза сверкнули.

– Ты отдаешь приказы, словно ты меня уже нанял. Оставь эту манеру.

Он разрешил себе улыбнуться. Надо же, для этой миниатюрной женщины репутация значила больше, чем жизнь. Ей, вероятно, удалось развить у себя пренебрежение к чувству самосохранения.

– Я думаю, тут возникло некоторое непонимание, моя дорогая, – произнес он примирительным тоном. – Тебе кажется, со мной можно торговаться? Это ложное впечатление. Ты используешь все свои возможности, чтобы найти эти картины, иначе я передам твое досье Интерполу. И пусть они сами решают, что делать с ним дальше. Что же касается твоей связи с мужчиной, который является владельцем этого дома…

Ее лицо побледнело.

– А он здесь при чем?

– Он знал, где ты находишься. Но солгал мне, когда я спрашивал его на прошлой неделе. Я могу оставить это без внимания, но только в том случае, если ты согласишься помочь мне.

– А если нет?

– Я очень легко могу осложнить ему жизнь. Судя по его финансовому состоянию… – Дамион пожал плечами.

С ее лица исчезли последние краски.

– Он будет бороться с тобой. Мы оба будем.

– Каким образом? Он почти банкрот. А ты недавно сняла со счета девяносто процентов своего капитала. Причина мне неизвестна, но это всего лишь вопрос времени.

– Каким образом?..

Рейко остановила себя. Все равно бесполезно.

Мужчина, которого она знала пять лет назад, все так же упорен в преследовании своих целей. Только тогда его целью была она сама, а не ее профессиональные способности.

Она отошла в сторону, чтобы успокоиться. Взгляд Дамиона Фортье неотступно следовал за ней.

– Выходит, ты способен на шантаж, Дамион.

– А ты меняешь любовников как перчатки. Одним словом, мы оба друг друга глубоко разочаровали, дорогая. Может, поставим на этом точку и двинемся дальше?

По ее спине пробежал холодок. Она промолчала.

– Разумеется, я тебе хорошо заплачу, – продолжал он. – Два миллиона долларов за местонахождение двух картин.

Рейко была поражена.

Он усмехнулся:

– Я знал, тебя это заинтересует. Прислушайся к своему инстинкту. Соглашайся.

Ощущение неизбежности согнуло ее плечи. Нет, он не уйдет. У нее был выбор: продолжать бороться или взять деньги. Такие деньги могли изменить не только ее жизнь…

– Хорошо. Я сделаю это. За два миллиона. Но мне нужно и еще кое-что.

Серые глаза потемнели. Он усмехнулся:

– Что еще тебе нужно?

– Пригласи меня на свою выставку.

– Нет! – Ответ был мгновенным.

Ее губы сжались.

– Вот как? Я достаточно хороша, чтобы найти картины, но не достаточно, чтобы появиться в обществе твоих снобов?

– Именно, – выпалил он не моргнув глазом.

Рейко это не задело. Дамион был не первым, кто оценивал ее так, и последним тоже не будет. Может, это к лучшему? Пусть все обсуждают ее манеры и макияж, а не выискивают под ними шрамы, боль потери и страх. Они не увидят пустую темноту в ее душе – то, с чем ей приходилось бороться каждый день.

– Я давно уже не была в обществе. Если ты хочешь поскорее найти свои картины, не препятствуй этому.

Ей же посещение выставки могло дать еще один шанс – найти шестую, последнюю, статуэтку из японского нефритового набора. Недавний отчаянный звонок клиентки до сих пор звучал у нее в ушах. Расследование, которое провела Рейко, указало на одного преуспевающего французского политика. Судя по всему, он как раз собирался быть на открытии выставки Дамиона.

Взглянув на его невозмутимое лицо, она изменила тактику.

– Список твоих гостей уже своего рода эксклюзив. Вряд ли мне когда-нибудь еще представится шанс встретиться с такими влиятельными людьми или познакомиться со знаменитой коллекцией.

– Твое присутствие даже рядом с моей выставкой совсем не то, о чем я мог бы мечтать. Скорее наоборот, это можно назвать ночным кошмаром.

– То, что я общалась с определенным сортом людей, вовсе не означает, что я воровка…

– Все указывает на обратное.

– Я такой же эксперт по произведениям искусства, как и ты! Просто мы идем разными путями. Вот и все.

Надменное выражение лица Дамиона добавило веса оскорблению:

– Вряд ли у нас есть что-то общее. Ты занимаешься делами на черном рынке…

– Я делаю то, что мало кто делает. Я нахожу и возвращаю произведения искусства их настоящим владельцам. Разве ты сам не поэтому здесь?

Он приподнял одну бровь:

– Ага, понял. Ты – Робин Гуд в мире искусства.

Она состроила гримасу:

– Не люблю ярлыков. Лучше пригласите меня на свою выставку, господин барон. Кто знает, может, ваши безупречные патроны окажут на меня влияние, и я превращусь в примерного члена общества. А заодно и найду ваши картины.

Его глаза сузились.

Рейко задержала дыхание, борясь с желанием заговорить. Иногда молчание – лучшее оружие.

– Ты можешь работать над своим личным совершенствованием в любое другое время. Но сначала ты должна дать мне обещание использовать все доступные средства, чтобы найти картины.

Посмотрев на его лицо, она увидела в нем то, чему не могла дать определения: гипнотические глаза буквально пригвоздили ее к месту. В какой-то момент Рейко готова была забыть все и даже поверить, будто эти картины действительно что-то значат для него.

Почти готова. Если бы по собственному опыту не знала, кто такой этот Дамион Фортье. Бессовестный и бессердечный негодяй. Как он там говорил? Все, что нельзя выразить в денежном эквиваленте, – сентиментальная чушь.