Внедорожник, под стать хозяину, большой и хмурый, двигался плавно, как будто парил над дорогой. В уютных объятиях пассажирского кресла Соня расслабилась. Убаюканная джазовой композицией, она мельком наблюдала за ним. За тем, как любовно и бережно сильные руки сжимают увесистый руль. Как внимательно он следит за дорогой, и осторожно, как будто везет ценный груз, входит в каждый крутой поворот.

Его спокойствие было таким заразительным, что у Сони пропало желание плакать. Хотелось парить над дорогой вот так очень долго. Не думая ни о чем! В голове приятно шумело, платье уже почти высохло, а тело согрелось. Она задремала, когда машина, слегка покачнувшись, замедлила ход.

— Прибыли, — объявил он.

На фоне ночного неба высился знакомый силуэт многоэтажки. Даже из машины было заметно, что угловое окно сияет ярче других.

— Спасибо вам, Никита Борисович, — поблагодарила Соня, возвращая ему ветровку.

— Выше нос, стрекоза! — подбодрил он её.

Откуда взялось это прозвище? Возможно, виной тому был Сонин пирсинг, так беззастенчиво сияющий над поясом джинсов в тот день…

Она ворочала ключом как можно тише. Шанс остаться незамеченной таял с каждой секундой. Чертовы туфли никак не хотели сползать с ноги! Соня нагнулась, чтобы ускорить процесс, когда прямо над головой, раскатом грома, прозвучала коронная папина фраза.

— Ты что о себе думаешь? — он навис, подобно грозной туче.

— Па, давай завтра ты меня отругаешь? — устало взмолилась она.

— София! — угрожающе бросил отец. Злясь, он всегда называл её полным именем.

— Александровна, — напомнила Соня.

Она приподнялась на цыпочках и чмокнула отцовскую щеку. Обезоруженный этим жестом, он нахмурился. И Соня, улучив момент, прошмыгнула в свою комнату.

Подключенный к сети смартфон, с облегчением выдохнул. На экране отобразилось с десяток уведомлений. И ни одного от Дениса! В пору было лить слёзы, но Соня, стянув через голову платье, нырнула в постель.

С верхней полки на нее смотрел плюшевый мишка. Как и подобает нарядному кавалеру, он имел черную бабочку. На задних лапах красовались розовые подушечки. А передними он держал маленькое красное сердце. И протягивал его вперед, словно вручая безвозмездно свой самый ценный дар.

«Ну и пусть», — подумал Соня. Она оставит его себе! Ведь плюшевый зверь не виновен в том, что её первый парень оказался таким мудаком.

Глава 3

Глянцевые буквы переливались, как драгоценные камни. Их было видно издалека! «Розовый леденец», — так назывался оттенок, который преобладал в оформлении не только парадного входа, но также и интерьера. Розовые кресла, малиновые подушки с оборками и воздушная тюль, больше похожая на сладкую вату. Все это бесило Соню! Но больше всего её раздражало то, что над входом, сияя на солнце, красовалось её собственное имя.

— У посетителей от избытка розового глаза повылазят, — проворчала она, собирая букет из воздушных шаров.

— Красивый цвет! — напряженно возразила мама.

Она нервничала, ожидая наплыва клиентов. Отец не поскупился на рекламу, и вывески с надписью салон красоты «София» зазывали прохожих обещанием полного перевоплощения.

— Его слишком много, как в домике Барби, — упрямо продолжила Соня.

Мать отложила в сторону прейскурант. В своем облегающем платье она и сама напоминала куклу.

— Это мой салон и мой любимый цвет! — возмутилась она.

Соня вздохнула, в который раз удивляясь тому, насколько они разные. Если мама жила напоказ, с радостью демонстрируя окружающим свои успехи, то она предпочитала не выделяться. Что для матери было жизненно важным, для нее оставалось незначимым.

— Тогда лучше было назвать его Розовые сопли, — ответила Соня.

Из подсобки вышла теть Лена, косметолог, на которой держалась затея с салоном. Дородная и строгая, в накрахмаленном белом халате, она так сильно контрастировала с игрушечной обстановкой. И выглядела неуместно, как большой советский пупс в гламурном домике Барби.

— У нас была масса вариантов, — пояснила она, остужая эмоциональный накал, — Глянец, Локон и Версаль!

Соня поморщилась.

— Но твой папа сказал, что будет София! — с обидой напомнила мама.

Имя Соня придумал отец. Будь мамина воля, она бы назвала дочь Серафимой. Не потому, что это древнерусское имя ей шло, а просто чтоб следовать моде.

— Сделаем тебе прическу на день рождения, — воодушевилась она.

— Я не хочу отмечать, — ответила Соня.

Мать театрально ахнула, как будто услышала страшную новость.

— Как? — произнесла она с придыханием.

Соня стиснула зубы, предвидя такую реакцию. К её дню рождения мама готовилась издалека. И даже открытие салона приурочила к знаковой дате.

— Мам, ну тебе-то что? Это ж мой день рождения! — простонала она.

Но мама была непреклонна.

— Ты можешь не отмечать со своими друзьями, а с родными будь так любезна отметить!

— Не буду! — упрямо ответила Соня.

Мать встала и, цокая модельными каблучками, прошлась по залу. Она родила дочку рано, и в свои 37 могла бы сойти за сестру.

— Не забывай о том, что это не только твой, но и мой праздник тоже! — заявила она, в который раз поправляя ажурные шторы.

— Вот и отмечай его с родными, — буркнула Соня.

— Нет, ну это невыносимо! — мама всплеснула руками.

— Девочки, не ругайтесь! — прокричала из подсобки теть Лена.

Соня упрямо молчала, наполняя воздухом последние нарядные шары. Зная заранее, что пытка под названием «день рождения в кругу семьи» все равно состоится…

Глава 4

Птицы мелодично щебетали в древесных макушках. Солнце проглядывало между деревьев, стремительно снижаясь над горизонтом. Первоцветы теснились на клумбе, привлекая насекомых. И только один длинноногий тюльпан, сумевший пробиться сквозь желтую братию, смотрел поверх бескрайнего моря. Как будто отыскивая там, вдалеке, подобных себе.

Соня сидела, запрокинув голову. День выдался ясным, лишь небольшие горстки облаков, сбиваясь в причудливые кучи, нарушали бирюзовую целостность небосвода. Но даже закатная прелесть в этот раз не вдохновляла её! И перепачканный красками холст иллюстрировал царившее в душе уныние.

— Что с настроением, Софья?

Изольда Аркадьевна, искусствовед и талантливый пейзажист, преподавала студентам живопись. Подобно всякому творческому человеку, она была «не от мира сего». Манера витиевато выражаться, перенасыщенность речи цитатами, неизменно длинные бусы и платья с оборками в пол. Было трудно представить себе эту хрупкую женщину с тряпкой в руках! Казалось, что время ошиблось, «высадив» её в этот мир на пару столетий позже.

— Все нормально, — ответила Соня, равнодушно мазюкая кисточкой.

— Тогда добавь ярких красок! Тебе позирует весна, а на холсте я вижу глубокую осень.

Соня вздохнула, изучая палитру тоскливо-серых оттенков.

— Ну, может, у меня весна такая невеселая? — произнесла она в свою защиту.

— Тогда и оценка тоже будет невеселой! — предупредила Изольда Аркадьевна.

«Да и пофиг», — подумала Соня. В последнее время она ходила в институт через силу. Виной