Разум снова твердит: «Бре-е-е-ед!!!»

А интуиция толкает попросить:

– Пожалуйста… дайте мне зеркало!

Мне хочется увидеть себя. Хочется увидеть, что стало с моим лицом. Оно не болит так, как должно. И тело не болит… как должно. По-другому болит!

Пусть это безумно, но… Я хочу убедиться… что я это я.

– Зеркало? – удивлённо вскидывает кустистые брови старик. Морщится задумчиво. – Зеркало… Где же я возьму тебе зеркало, деточка? Это мне наверх нужно подниматься. В лавку. Свет зажигать. А сейчас ночь. Увидит ещё кто. Там тебя эти в балахонах наверняка продолжают искать. Незачем им подсказки давать.

Я даже не берусь предполагать, о каких балахонах он сейчас говорит. Лишь вздыхаю судорожно, пытаясь унять внутреннюю истерику. Вот всегда гордилась своей выдержкой, а тут накрыло.

И, видимо, выражением лица я себя полностью выдаю – уж больно сочувствующим становится взгляд «дядюшки Тино».

– О, я знаю! – внезапно вскрикивает он, снова хлопнув себя по лбу. Вот вредная это привычка у него.

И поспешно устремляется к одному из двух больших сундуков у стены. Повернув голову на подушке, я наблюдаю, как он сметает какие-то вещи с крышки, поднимает её и принимается что-то искать.

– Нашёл, – спустя пару минут торжествующе извещает меня из глубин сундука. И уже через секунду выпрямляется с изящным женским зеркальцем в руке. – Это моей Летти. Она у меня такая красавица была, вы бы видели, ваше высочество.

Не обращая внимания на его перескакивания с «ты» на «вы» и обратно, я с вожделением смотрю на маленькую вещицу. И сама не замечаю, как протягиваю к нему руки. И даже приподнимаюсь на одном локте. 

Грудная клетка отзывается обжигающей болью, да и живот тоже. Перед глазами   плывут тёмные пятна. Но я могу шевелиться. Реально могу.  

Ещё миг и зеркальце у меня.

Вот мои пальцы смыкаются на прохладном металле округлой, инкрустированной какими-то камушками ручки. На жжение я уже даже не обращаю внимания.

Чувствуя, как заходится сердце в тревожном волнении, подношу зеркальце к лицу. 

Всматриваюсь. 

И вижу незнакомку в отражении.

Этого. Не может. Быть.

Это… не я.

Вместо ничем не примечательной тридцатитрёхлетней бледной шатенки на меня смотрит жгучая брюнетка с золотисто-смуглой кожей и спутанной копной длинных чёрных волос. Молоденькая. Совсем ещё девчонка. И глаза… у меня они тоже были карими, но гораздо светлее. А тут огромные блюдца цвета горького шоколада.

Из груди вырывается испуганный выдох, воспалённые пальцы, покрытые волдырями ожогов, начинают дрожать, чуть не роняя зеркальце. И я устало опускаюсь обратно на подушку, неверяще таращась в потолок. Беленный и неровный.

Как такое возможно?

Я ведь осознаю себя. Помню всё до мельчайших деталей. Это я! Но... В чужом теле. 

Что это? Переселение душ?

И где я теперь? В прошлом? В параллельном мире? Где?

И самое главное… Что мне теперь делать?

Теперь вся та информация, которую на меня вывалил мэтр Селестино, выглядит совершенно по-другому.

Если верить ему, то получается, что я какая-то местная принцесса, и у меня имеется муж. Принц. Наследный. А ещё свёкр, который, судя по всему, местный правитель, раз уж он отец принца. И меня, то есть принцессу, ищут какие-то типы в балахонах. В квартале, в котором принцессам быть не положено.

И тут мой разум накрывает ещё более оглушающим осознанием.

А принцессу-то… судя по всему пытались убить. А может, даже убили.

Не знаю, с чего я это взяла.

Не тянет состояние этого тела на предсмертное.

Но старик что-то там говорил, про поразительную регенерацию. Я и сама чувствую, как с каждой минутой моё самочувствие улучшается.

Поднимаю руки, рассматривая покрасневшие ладони. Мне кажется, или воспаление немного спало?

– Мэтр Селестино, а в каком состоянии вы меня нашли? – поднимаю взгляд на старика, примостившегося на табурете у кровати.

– В очень плачевном, дитя, – скорбно поджимает он губы. – Руки были обожжены дочерна. Жизнь едва теплилась в вашем теле. Я уже думал, что всё, не спасу. Даже сердце остановилось на пару минут. Ваша душа отошла. А потом сердце внезапно снова затрепыхалось и забилось. Вы вернулись. И ваше тело начало стремительно излечиваться. Даже магические потоки начали восстанавливаться. Буквально на глазах. Не иначе, как Богиня свою руку приложила. Может потому, что её Храм близко.

То, что он описывает, напоминает клиническую смерть. Если не считать момента со сверхъестественной регенерацией. Но что значит, «магические потоки»?

Это какое-то иносказание, или он действительно имеет в виду магию?

– Я, к сожалению, так и не смог определить, каким заклинанием вас ранили, – продолжает просвещать меня пожилой лекарь. – Никаких остатков чужеродных магических плетений на вашем теле не обнаружилось. А то, что чувствовалось… тёмное это.

Капец. Он реально говорит о магии.

И раз тут есть магия, значит, я не на Земле. Я попала в другой мир.

– Вы знаете, кто пытался вас убить? – вырывает меня из размышлений вопрос дядюшки Тино.

– Нет. Я… ничего не помню, – признаюсь тихо. – Была… дома, а очнулась… здесь.

Пару минут мы молчим, каждый думая о своём.

– Думаю, до утра вам лучше здесь и оставаться, – первым нарушает тишину лекарь. – Подумайте, кого можно позвать вам на помощь. И я схожу, куда нужно. Даже в королевский дворец. У меня остались там кое-какие знакомства.

– Спасибо вам! За всё! – искренне благодарю его, смотря в блекло-голубые глаза. – Я подумаю.

Понятия не имею, что я могу надумать с тем мизером информации, что у меня имеется. Но как говорится, утро вечера мудренее. Может, за ночь и определюсь с планом действий.

Странный это сон. Уже тем, что я отчётливо понимаю, что сплю. Помню, как ушёл старик Тино, оставив меня в маленькой комнатушке на твёрдой кровати, где я очнулась несколько часов назад… другая. Помню, как долго лежала, и так и эдак крутя в голове всё, что успела узнать, и пытаясь сообразить, как мне теперь быть. Помню даже, как начали слипаться глаза и путаться мысли, когда меня одолела дрёма.

Я знаю, что сплю. И знаю, что вижу сон. Но он поразительно реален.

Никогда ранее мне не доводилось бывать в этом месте. Я иду длинной и широкой галереей. Каблуки моих туфель звонко стучат по белому мраморному полу, вызывая лёгкую досаду. Тут не хочется шуметь. Тут хочется наслаждаться светом, тишиной и ощущением какой-то высшей благодати. Словно… я в Храме.