Бажен. Никакой уверенности нет, ты прав. Но я просто хожу наугад. Не то, чтобы у нас были какие-то другие варианты. Мне остаётся только пресекать подобные ситуации.

Александр. У тебя нет шансов.

Бажен. Но я ж не один. Почему сразу нет? С тобой в четыре глаза справимся.

Александр. За всем не уследить.

Бажен. Может и не уследить. Но ты сможешь предложить другие варианты? Не сможешь. И сказочке конец.

Выходит Катя.

Александр. Екатерина! Вы-то нам и нужны.

Катя. У меня к вам тоже дело. Я нашла столовых приборов только на трёх персон, даже на чердак заглянула, но для четвёртой не нашла. Ваша домработница не ела?

Бажен. Почему? Ела.

Катя. Это немного грубо — поступать так. Могу я привести хотя бы свои приборы из дома?

Александр. Из дома? Кажется, вы сами говорили, что потерялись и дорогу домой не найдёте и наверняка ещё помните, какой глубокий лес и то, как вас в нём нашли.

Катя. Это мерзко. Ломаете комедию ради пустого места.

Александр. Это была ирония… Впрочем, я могу привести вам личную посуду, но, знаете, наша Нана просто ела заранее и трёх наборов посуды и приборов нам вполне хватало. Я боюсь, что у меня не всегда будет возможность во всём позволять выстраиваться вашему порядку, прошу меня простить.

Бажен. Очень благодушно. Я бы не стал привозить приборы.

Катя. Из уважения могли бы и не говорить этого.

Александр. Екатерина, нам нужна ваша помощь.

Катя. Ну… давайте. Я здесь для этого.

Александр. Мы хотим попробовать приготовить ужин сегодня сами. Проконсультируете?

Катя. Подождите меня на кухне, пожалуйста. Кажется, я забыла выключить свет на чердаке.

Бажен. Александр мог бы сходить выключить.

Александр. Я хотел бы побыть с сыном. Пусть Екатерина выключит.

Бажен. Не похоже это на тебя… Заставлять что-то делать даму.

Катя. А вы разве джентльмен, Илья? Идите на кухню, это моя работа.

Бажен. Так ведь и вы не леди.

Катя. Но вы сами только что! Ох. Я человек, в первую очередь. Пошлите уже, пожалуйста.

Уходят. Катя задерживается у входа, после чего бежит в лес, вдруг останавливается, что-то поднимает с земли.

Катя. Ох! Чуть не наступила. Ты откуда такой тут? У них вроде не было хомяков… Ладно, видимо я не успею. А ты выглядишь уставшим. Надо тебя в поле отнести.

Собирается идти дальше, но из дома голос Александра зовёт Катю в дом. Она уходит. Затемнение.

Сцена вторая. Вечер. Выходит Катя, тащит мешки с мусором.

Катя. Первый пошёл… бах. Второй… туда же. Ох, ну и тяжесть. Три-четыре, пум-пум, три-четыре… И! Раз. И! Два. Лучше бы на стройку устроилась, неплохо справляюсь. Сесть бы…

Садится, достаёт из большого кармана что-то.

Катя. Бедный ты. Я тебя забрала, потому что ты слаб. Лес бы погубил тебя, понимаешь? Не сердись только. Я тебе семечек найду.

Мирон выходит со стороны заднего двора стороной, врезается в мешок.

Мирон. Ну и что это?

Катя, положив нечто обратно. Кто там?

Мирон. Я! Как я вообще не заметил… Катя, это вы? Надо же, тогда эти мешки должны быть ваши, если я правильно понял, но, в целом, мне это не так важно, они скоро должны исчезнуть, мне только понять, что стёклышки… не разбились.

Катя. Как это понять, мешки исчезнут?

Мирон. Ну, всё, что на улице останется, то пропадёт наутро, вы забыли это, пока были в лесу?

Катя. Гм. Да, кажется, забыла. Надеюсь, что исчезнут, потому что тащить их себе дороже. Слушай, ты ведь что-то про стёклышки сказал, да? О чём ты?

Мирон. Как-то вы слишком разговорчивая для человека, которому нельзя со мной говорить. Я думаю, что на сегодня с нас достаточно, я и так уже достаточно разгневал Вселенную за последнее время.

Катя. Тебе запрещено разговаривать с женщинами?

Пауза.

Ну, Мирон, неужели тяжело просто ответить? Да и если уж накосячил, почему не косячить до последнего, если и без того придёт наказание? У тебя даже нет уверенности в том, что наказание придёт.

Мирон. А тебе откуда знать?! Откуда… Чего ты на меня набросилась?! Ты… вы ничего об этом мире не знаете, указываете мне на чушь какую-то! Зачем?!

Катя. Ох ты, вот оно как.

Мирон. Простите. Я не знаю, что это только что сейчас было. Как пузырёк на молоке лопнул, только в разы сильнее. Простите меня.

Катя. Как вулкан взорвался. Я понимаю, ничего.

Мирон. Вулкан? Это тоже чувство?

Катя. Оу. Нет, не чувство. Я тебе потом про вулканы расскажу. Давай просто будем думать, что только что свершилось наказание от Вселенной. Согласен?

Мирон. Да, это из-за мебели наверное, вы правы. Я уже с вами говорю, и в правду, нет смысла останавливаться. Да и я первый начал.

Катя. Мирон, пожалуйста. Не “я с вами говорю”, а “я с тобой говорю”. Ладно? Это будет знак примирения, мы друг друга простили.

Мирон. Мне будет сложно привыкнуть… Не могу ничего пообещать.

Катя. Уже хорошо. Ладно, я бы поинтересовалась кое о чём… Почему тебе нельзя говорить со мной?

Мирон. Мне? Мне можно, просто это не очень уважительно по отношению к вам, потому что вам нельзя говорить, а мне можно, но лучше, чтобы я тоже молчал, чтобы сохранялось равновесие справедливости. Нельзя говорить со мной, потому что я ещё слишком молод, мне так Бажен говорил… Если бы с нами жила маленькая девочка, меньше, чем я, то уже нельзя говорить было бы мне. Если бы пришёл мужчина вашего возраста, ему тоже нельзя было бы. Ну, понимаете, у нас всех ведь разные ценности. Чтобы мой фундамент сформировался без чужого вмешательства, важно, чтобы я не общался с людьми другого душевного строя, отличного от моего. Бажен един со мной в ценностях, он воспитывает меня и потому я могу разговаривать с ним совсем свободно, а отец — мой родственник, тут уж точно незачем Вселенной запрещать общаться, он ведь хочет для меня только лучшего. Но если так подумать, с отцом я редко общаюсь, а с Баженом у меня не всегда получается поговорить, потому что он любое моё слово может перевернуть в новый урок. Не то, чтобы я против был, я люблю узнавать новое, но не всё то время, пока живу… У меня так не получается поймать с Баженом… общий штиль. Мы вроде как тёплое и холодное течение в одном море.