а выйти в поле и там расположить стан и лагерь; всем же приближенным и знатным Багдада быть с халифом. Когда Якуб появится и увидит халифа в поле с войском, замысел его окажется ошибочным, а его мятежность станет повелителю правоверных очевидной. Люди же в лагерях будут сноситься одни с другими; если он питает враждебные замыслы, то ведь не все эмиры Ирака и Хорасана единомышленны и согласны с ним в том, что он замышляет. „Когда Якуб проявит мятежность, мы сможем хитростью смутить его войско, а в случае если попадем в трудное положение — перед нами открытая дорога, мы не окажемся в положении пленных, запертых в четырех стенах, и сможем уйти в другое место“. Повелитель правоверных одобрил этот план. Так и сделали. Халифом |12| тогда был ал-Мутамид алиллахи Ахмед. Когда Якуб сын Лейса прибыл, он расположился против халифатского лагеря и оба войска перемешались. Якуб сын Лейса обнаружил свою мятежность, послав к халифу сказать: „Покинь Багдад, а сам ступай, куда хочешь“. Халиф потребовал отсрочки на два месяца; Якуб не дал отсрочки. Ночью халиф отправил тайно одно лицо к войсковым начальникам Якуба. „Он открыто проявил мятежность, стоит заодно с еретиками, — да проклянет их бог! — пришел лишь затем, чтобы искоренить нашу семью, посадить врагов на наше место. Будете вы ему помогать или нет?“ Одни отвечали: „Мы от него получаем хлеб, это благосостояние получили на его службе, что он сделал— мы сделали“. Но большинство отвечало: „Нам ничего не было известно об этом деле, полагаем, что Якуб, никогда не будет враждовать с повелителем правоверных; если открыто обнаружится вражда, мы на то не согласимся; в день встречи будем с тобою и во время битвы перейдем на твою сторону, тебе поможем“ Так отвечавшие были эмиры Хорасана. Когда халиф убедился, что войсковые начальники Якуба таковы, он обрадовался; на другой день, укрепившись сердцем, он послал сказать Якубу: „Ты проявил неблагодарность за благодеяния. Меч между мной и тобой. Я не страшусь, хотя мое войско мало, а твое — велико“. Он приказал войску взять оружие, бить в барабаны войны, трубить в горны мщения и выстроиться в поле. Когда Якуб сын Лейса это увидел, он произнес: „Я достиг своей цели“. Он также приказал бить в барабаны; его войско село на коней и в боевом порядке двинулось в поле, установив ряды против войска халифа. Прибыл халиф, встал в центре на одной стороне, на другой—Якуб сын Лейса. Затем халиф приказал одному человеку, обладавшему зычным голосом, выйти между двух рядов и громко прокричать: „О воинство мусульман! Знайте, что Якуб стал бунтовщиком. Он прибыл затем, чтобы искоренить дом Аббаса, привести врага из Махдиэ,[23] посадить его на место халифа, отменить сунну,[24] открыто провоз- |13| гласить ересь. Всякий, кто пойдет против наместника посланника божьего, будет подобен тому, кто вышел из послушания всевышнему и удалился из общины мусульман. Ведь всевышний неоспоримо приказывает в своей книге: „Повинуйтесь богу, повинуйтесь посланнику сему и тем из вас, которые имеют власть“.[25] Итак, кто из вас отдает предпочтение раю перед адом, пусть окажет помощь праву, пусть отвратит лицо от лжи, пусть будет с нами, а не против нас“. Когда войско Якуба услышало эти слова, эмиры Хорасана сразу отступили и перешли на сторону халифа, заявляя: „Мы полагали, что он идет согласно приказа, повиновения и службы“ Теперь, когда он выявил свою враждебность и мятежность, мы — с тобою, пока живы. Обнажим мечи за тебя“. Как только халиф получил подкрепление, он приказал войску произвести общее нападение. Якуб сын Лейса был разбит при первом нападении и бежал в Хузистан;[26] было захвачено целиком его казнохранилище, и войско обогатилось от имущества. Достигнув Хузистана, Якуб разослал повсюду людей, привел войска, принялся созывать служилых людей, распорядился, чтобы привезли динары и дирхемы из казнохранилищ Ирака и Хорасана. Когда халиф узнал, что Якуб остановился в Хузистане, он немедленно послал ему послание с гонцом. „Нам известно, что ты человек простодушный, обманулся словами врагов и не предвидел последствий поступков. Теперь ты видел, как проявил всевышний себя в отношении тебя; он поразил тебя твоим же войском. Это была оплошность с твоей стороны. Я знаю, что ты сейчас очнулся и раскаиваешься. Никого нет достойнее тебя на эмирство в Ираке и Хорасане, у тебя перед нами много прав на милость. Эту одну ошибку мы простили тебе за те заслуги, положили содеянное считать за несодеянное“. „Надо, чтобы он[27] позабыл о происшедшем, как мы позабыли об этом ужасе. Пусть скорее идет в Ирак и Хорасан блюсти владения“. Прочитав послание халифа, Якуб нисколько не смягчился сердцем, не раскаялся в совершенном. Он приказал принести ему деревянное блюдо, положить на него зелень, рыбу, несколько луковиц, затем |14| распорядился ввести посла халифа, усадил его и, обратившись к нему, сказал: „Пойди и скажи халифу, что я сын медника, от отца обучился делу медника; моей пищей были ячменный хлеб, рыба, зелень и лук. Эту власть государя, оружие, сокровища, добро я добыл удальским путем, львиным мужеством, — не от отца унаследовал, не от тебя получил.[28] Не успокоюсь, пока не отправлю твою голову в Махдию, пока не разрушу твой дом. Как сказал, так и сделаю, а не то вернусь к ячменному хлебу, рыбе и зелени. Я растворил двери сокровищниц, созвал войска и с таким намерением пришел“. Он отпустил посланца халифа, и как халиф ни ласкал его посланиями и гонцами, как ни ублажал дарами, все же он не отправился обратно, а, собирая войска, питал намерение пойти на Багдад. У него была болезнь колик в животе. Эта болезнь его охватила; дошло до того, что он понял — не освободиться ему от этой болезни; он сделал наследником своего брата, Амра сына Лейса, отписал на его имя все сокровища и умер.[29] Амр сын Лейса двинулся обратно. Он пошел в Кухистан, немного пробыл там, затем пошел в Хорасан. Он был государем и имел послушание. Войско и народ любили Амра более, чем Якуба, так как этот Амр был большого нравственного величия, щедрый, бдительный, правивший умело; его великодушие и щедрость были таковы, что одну кухню везли четыреста верблюдов,[30] — о другом можно заключить по этому. Однако у халифа все-таки существовало сомнение, не пойдет ли Амр также по пути брата, не предпримет ли завтра то же самое, что и брат. Хотя Амр