Сигуан, как стало известно после его смерти, любил проводить время в компании молодой проститутки по имени Джульетта Лопес. Не могу не признаться, что шекспировское звучание этого имени заставило меня усмехнуться. Джульетту никак нельзя было назвать роскошной проституткой. Да о чем тут говорить! У нее даже комнаты, куда можно было бы приводить клиентов, не имелось. Она была простой шлюшкой с улицы Раваль, шлюшкой из самых последних. Работала на панели, и был у нее любовник, исполнявший и роль сутенера. Но они с ним набили руку еще в одном дельце, с проституцией связанном лишь косвенно. Тут меня опять отвлек мой помощник.

– Ну, что теперь, Гарсон? – спросила я таким тоном, словно готова была его придушить, и это было не слишком далеко от истины.

– Не хотелось бы выглядеть в ваших глазах невоспитанным, инспектор, но, зная ваше великодушие, отважусь спросить: а не найдется ли у вас чего-нибудь поклевать? Я что-то проголодался, а голод, как давно доказано практикой, снижает мою способность сосредоточиться.

– Поклевать, поклевать… Да вы меня саму уже заклевали, Фермин. Неужели нельзя немного подождать? Я как раз собиралась прочесть, что за преступление совершили наши Ромео и Джульетта.

– Охотно вам расскажу. Кстати, этого Ромео звали Абелардо Киньонес – такое вот у него было имечко, самое что ни на есть простецкое, даже скорее деревенское. Так вот, девушка специализировалась на старичках – чем старше, тем лучше. Обслужив одного такого несколько раз и втершись к нему в доверие, она выпытывала, не живет ли он один, и если да, напрашивалась, так сказать, в гости. Попав в дом, просила угостить ее выпивкой, а когда старикан отворачивался или шел в уборную, кидала ему в бокал несколько таблеток рогипнола. Клиент плыл, и тут наступала очередь кавалера Джульетты, который следовал за ними по пятам до самого места любовной встречи. Она звонила ему по телефону, отпирала дверь – и теперь они уже оба хватали все, что под руку попадалось: деньги, драгоценности, компьютер… И с хорошей добычей давали деру. Этим чрезвычайно выгодным видом спорта они занимались почти два года, и знаете, сколько заявлений поступило в полицию? Ни одного! Кто бы мог подумать, правда?

Я слушала его, широко раскрыв глаза, и даже ни разу не моргнула. Тут он от души расхохотался и продолжил:

– Это даже любопытно! Преступления совершаются только потому, что мы, люди, именно такие, какие мы есть. Ну сами подумайте, какой идиот попрется в полицию, чтобы всему свету стало известно, что он развратничал и его обобрали до нитки, проведя как мальчишку. Представьте себе, сидят его внуки и обсуждают: “Наш-то дедуля решил было поблудить, так дамочка вместе со своим котом стырили у него все – вплоть до вставной челюсти”.

Я решительно одернула его:

– Могли бы обойтись и без столь живописных картинок, Фермин, и вообще, говорите потише!

– Сами же сказали, что детей Маркоса здесь сегодня нет!

– Но я-то здесь! И подобные отвлечения вряд ли свидетельствуют о вашем хорошем вкусе.

Но моему помощнику было плевать на мои эстетические принципы, он продолжал смеяться, словно ничего смешнее этой истории в жизни не слыхал. Однако меня он окончательно сбил с толку: контраст между юридическим языком документов, которые я перед этим читала, и манерой выражаться Гарсона, не слишком пристойной, мешали мне уловить нить событий.

– А почему этот далеко не бедный фабрикант пользовался услугами столь жалкой девицы? – задала я риторический по сути своей вопрос.

– Ну, вы даете, инспектор! Можно подумать, из пеленок еще не выползли! Существует такая вещь – называется извращение. И есть типы, для которых половина удовольствия заключается именно в том, чтобы опуститься как можно ниже, изваляться то есть в самой что ни на есть грязи. Понятно излагаю?

– Понятно-то оно понятно! – поспешила я ответить, прежде чем он продолжит объяснение на своем более чем простом и доступном языке. – Только ведь это не объясняет, почему его убили.

– А я знаю почему, но буду молчать как рыба, пока не дадите мне чего-нибудь поесть. Хотите узнать – читайте всю эту чертову прорву бумаг, которая лежит перед вами.

Тут уж расхохоталась я. Потом встала и принесла бутерброды с овощами и безалкогольное пиво. Гарсон встретил меня с распростертыми объятиями.

– Ну вот! Теперь заморим червячка! – воскликнул он, но тут же, глянув на поднос, с подозрением поинтересовался: – А это что еще такое?

– Бутерброды с помидорами, перцем, спаржей и майонезом. Все очень легкое и питательное. Не хочу, чтобы тяжелая пища помешала нам трудиться со стопроцентной отдачей.

– Да нет, я про выпивку: безалкогольное пиво? Не хочу вас обидеть, инспектор, но безалкогольное пиво противоречит моей жизненной философии. Лучше уж выпить воды из-под крана, если на то пошло. Я отказываюсь пить кофе без кофеина, есть продукты Light, курить сигареты с низким содержание никотина… Это все равно что признаться в своем пороке и показать всем, что ты намерен исправиться! Мне это кажется туфтой, а еще – унижением, которому я не желаю подвергаться.

– Ладно, ладно, не занудствуйте, сейчас принесу нормального пива.

– Очень буду вам благодарен. Но еще вот что скажу: с каких это пор у вас стали случаться припадки благоразумия и когда это мы с вами теряли профессиональные навыки, пропустив по рюмке-другой?

– Предпочитаю не вспоминать.

– Уж как вам угодно, но я, к примеру, после одной рюмки становлюсь настоящим Шерлоком Холмсом, а после двух – еще и доктором Ватсоном в придачу. А если больше… Да чего тут считать, алкоголь для полицейского – вернейший стимулятор.

Я с улыбкой слушала, а он несся во весь опор, объясняя свои философские принципы и свои предпочтения. Потом, когда он доел все до последней крошки и прикончил пиво, последовало продолжение той истории:

– Адольфо Сигуана прихлопнули случайно. Он, по всей видимости, был физически крепким, и рогипнол не подействовал на него так, как на других. Короче, когда явился наш Ромео и они с Джульеттой на пару принялись обыскивать карманы старикана и рыться в ящиках и шкафах, этот добрый человек вдруг проснулся и начал орать как резаный. Влюбленная парочка, понятное дело, перепугалась, и кавалер треснул Сигуана по башке – тут ему и конец пришел.

– Ну а что случилось потом с самим Абелардо Киньонесом?

– Его пристрелили пару месяцев спустя в Марбелье. Из парабеллума, оружие наверняка было приобретено на черном рынке, и никаких его следов обнаружить не удалось. Так и не выяснили, кто этого Киньонеса прихлопнул, но наши коллеги решили, что раз тот вел не слишком добродетельную жизнь, то убить его мог кто угодно и по какой угодно причине, не имевшей никакой связи с убийством Сигуана: сведение счетов между сутенерами, наркотики… Попробуй тут узнай!

– А девушка?

– Девушку тотчас арестовали – она-то из Барселоны не сбежала. Другая проститутка с улицы Раваль, ее же подружка, рассказала полицейским, как Джульетта облапошивала стариков. Ее нашли дня через три, и в участке она быстренько раскололась – как орешек, только скорлупки в разные стороны полетели. Но одну вещь она наотрез отказалась признать: что Сигуана убил ее напарник. Версия Джульетты звучала довольно странно: мол, в тот раз в дом старика явился вместо Киньонеса – и по уговору с последним – некий итальянец, которого она никогда прежде не видела. Этот самый итальянец и нанес Сигуану удар по голове. Такая вот жалкая попытка защитить своего любовничка.