Туристы повернули свои камеры в другую сторону в поисках чего-то более впечатляющего, например старой башни с часами или гондолы с поющим гондольером. Тине стало стыдно за дом ее матери, столь недостойный своего окружения. На что Лили могла потратить занятые деньги? Она сказала, что потратила их «на жизнь». Очевидно, в это понятие не входил ремонт палаццо.

Тина вышла на следующей остановке. Палаццо могло похвастаться своим собственным спуском к воде, но, как и у многих зданий, выходящих фасадом на каналы, пешеходный вход располагался сзади, в маленьком переулке. Чтобы попасть в дом, надо было пройти через декоративные железные ворота.

На мгновение Тина решила, что нашла нужные ворота, но неопрятно ползущий по стене плющ заставил ее подумать, что она ошиблась. Заглянув за решетку, Тина поняла, почему все здесь выглядело так непривычно. Она помнила задний двор ухоженным, газоны подстриженными, кусты красиво оформленными. Но теперь сад был словно забытым, живые изгороди, похоже, никто не обрезал уже в течение нескольких месяцев. Два горшка с яркими цветами надо львами, сторожившими двери, смотрелись нелепо — будто кто-то сделал все же над собой небольшое усилие.

«О, Лили, — думала Тина, глядя вокруг, вспоминая, каким этот садик когда-то был. — Что же такое произошло? Почему ты перестала ухаживать за домом?»

Никакого замка на воротах не было, и Тина поняла почему. Ворота, покрывшиеся ржавчиной, громко заскрипели, когда она попыталась их открыть. Подобный звук, несомненно, отпугнет любого потенциального вора.

Но металлического скрипа было недостаточно, чтобы заставить ее мать выйти. Зато Кармела, экономка, его услышала. Она заспешила из дома, на ходу вытирая руки о передник. Кармела, которую Тина видела лишь пару раз, теперь приветствовала ее с улыбкой, настолько широкой, будто собственная дочь вернулась домой.

— Валентина, дорогая! Вы приехали! — Кармела обхватила ладонями лицо Тины и поцеловала в каждую щеку, а затем хлопнула по спине. — А теперь, пожалуйста… — сказала экономка, забирая рюкзак из рук гостьи. — Я возьму это. Как хорошо, что вы приехали. — Вдруг она нахмурилась, ее лицо стало серьезным. — Ваша мать нуждается в вас. Пойдемте, я отведу к ней.

Затем Кармела снова улыбнулась и повела Тину в дом, говоря без остановки на смеси английского и итальянского языков. И Тина, которая была как на иголках весь полет, наконец смогла найти в себе силы улыбнуться.

Тина вошла за Кармелой в палаццо. Здесь было темно и прохладно — по сравнению с солнечным теплым днем на улице. Матери все еще не было видно. Глаза понемногу привыкли к полумраку. Какое-то количество света, казалось, отражалось от окружавших их предметов. Вспомнив страсть своей матери, она поняла: это ее любимое стекло. Только, казалось, его стало намного больше, чем в прошлый раз.

Три массивные люстры висели под потолком в коридоре, который тянулся через все здание. Зеркала, обрамленные стеклянной мозаикой, отражали свет на стенах, и из-за этого пространство вокруг словно увеличивалось. Тина старалась идти по центру коридора, чтобы случайно не задеть столы, стоящие вдоль стен, заваленные различными предметами искусства. Она попыталась вспомнить, как этот коридор выглядел в прошлый раз. Менее загроможденным, это точно.

Кармела отвела ее на кухню, в которой божественно пахло кофе, свежеиспеченным хлебом и чем-то ароматным из духовки. Здесь, заметила Тина с облегчением, не было никакого стекла. Кухня была территорией Кармелы, и ничего, кроме функциональности, в ней не приветствовалось.

Пожилая женщина положила рюкзак Тины и обернула свой передник вокруг ручки кастрюли.

— Я думаю, вы проголодались, — сказала она, ставя горячую кастрюлю с ризотто на подставку.

Экономка отрезала два толстых куска свежеиспеченного хлеба и достала салат из холодильника. После еды, что давали в самолете, это было похоже на пир.

— Смотрится великолепно, — сказала Тина, опускаясь на стул. — А где Лили?

— Ей нужно сделать несколько звонков, — сказала Кармела, и неодобрение звучало в ее голосе. Экономка накладывала в тарелку ароматное грибное ризотто, посыпая тертым пармезаном. — Вероятно, очень срочных.

— Это нормально, — сказала Тина, не удивившись. Конечно, ее мать не видела ничего плохого в том, чтобы заставить дочь ждать, — и это после того, как сама потребовала немедленно приехать! — Мне необходим перерыв, и я так голодна!

— Тогда ешьте и наслаждайтесь.

Ризотто было райским: кремовым, нежным, с правильным количеством начинки. Тина растягивала удовольствие.

— Что случилось с садом, Кармела? — спросила Тина, наевшись и беря чашку с эспрессо. — Он выглядит так запущенно.

Экономка кивнула, села на стул и тоже взяла чашку.

— Синьора уже не могла позволить себе платить зарплату людям. Она уволила садовника, а затем секретаря. Я стараюсь понемногу ухаживать за садом, но это не так просто…

— А вам она платит?

— Да, когда может… Но она обещала выплатить недостачу.

— Ах, Кармела, это неправильно! Почему вы остались? Вы могли бы получить работу в любом доме Венеции!

— И бросить вашу мать? — Пожилая женщина допила свой кофе и похлопала Тину по руке, когда та встала, чтобы собрать чашки и тарелки. — Мои потребности невелики. У меня есть крыша над головой, и этого мне достаточно. Однажды — кто знает? — может, судьба вашей матери изменится…

— Как? Неужели она снова собирается выйти замуж?

Кармела просто улыбнулась, не комментируя. Все, кто знал Лили, понимали: каждый из ее браков, кроме первого, заключался только ради денег. Вот только с Эдуардо вышла осечка…

— Я имела в виду — вы сейчас находитесь здесь.

Тина уже собиралась ответить, когда послышались шаги и приближающийся голос матери:

— Кармела, мне кажется, я слышала голоса… — Лили появилась в дверях. — О, Валентина, ты приехала! Я только что говорила с твоим отцом. Я бы сказала ему, что ты уже здесь, если бы знала.

Тина встала со стула, чувствуя на себе оценивающий взгляд матери.

— Привет, Лили, — сказала дочь, проклиная себя за то, что всегда неловко себя чувствовала в присутствии собственной матери. — Папа звонил, чтобы поговорить со мной?

— Не совсем, — неопределенно протянула Лили. — Нужно было… Бизнес… Обсудить. Не беспокойся. — Лили поцеловала дочь в щеку, едва касаясь кожи и оставляя аромат духов от Шанель.

Ее мать всегда любила классику. Лейблы, бренды… Чем эксклюзивней, тем лучше. Она была в идеально сидящем облегающем шелковом платье и на высоких каблуках. Сад около дома может быть неухоженным, но не ее мать!

— Ты выглядишь уставшей, — заметила Лили.

Разглядывая старую майку Тины и потертые джинсы, она нашла их неуместными. Приняв чашку чаю из рук Кармелы, мать сказала: — Возможно, ты захочешь освежиться и найти более подходящую одежду, прежде чем мы появимся в обществе?