И вот она, оккупированная территория, прифронтовые немецкие тылы. Будто бы даже сама местность, и дома, и поля, и деревья выглядят теперь как-то иначе. Кажется, и зелень поблёкла, и всё кругом сделалось ниже, притаилось, ушло в себя.

Самолёт развернулся на север. Орёл далеко обойдён, он смутно угадывается справа, в холмистой пойме реки. Теперь до объекта съёмки – аэродрома на восточной окраине – остаётся двадцать километров, менее двух минут полёта. Истребитель пошёл на снижение.

Пять тысяч метров. Три тысячи…

Синее небо с белыми облаками удивительно пустынно и мирно. До сих пор за весь полёт – ни выстрела, ни погони: разведчику удалось подобраться с тыла, незаметно.

Заданный потолок достигнут. Высота полёта – ровно тысяча метров. Аэродром давно виден. Теперь – сбросить газ. Стрелка указателя скорости отошла назад, качнулась на 500 и, вздрагивая, задержалась на 400. Пилот нажимает кнопку. Автоматическая камера включена. Съёмка началась.

Пах-пах-пах… Замелькали грязные шарики разрывов. За рёвом мотора разрывы не слышны. Очнулись все зенитные батареи, и на пути самолёта возникла стена фантастических лохматых спрутов, то мгновенно вскидывающих, то медленно опускающих свои серые щупальца. Пошли вверх и красные нити пуль – заработали крупнокалиберные зенитные пулемёты. Да, выдержка действительно нужна, чтобы «провести машину над объектом строго горизонтально»!

Условия для зенитчиков идеальные – классическая учебная мишень плавно и ровно проходит над лётным полем, будто дразня артиллеристов. Зенитки захлёбываются от усердия, но торопятся и бьют неточно. Мишень движется без поражений.

Всю силу воли напрягает лётчик, чтобы выдержать испытание до конца. Секунда полёта – это сто метров движения сквозь смерть. Они становятся ощутимо длинными, эти секунды-стометровки! По содроганиям и толчкам машины лётчик, будто собственным телом, ощущает все опасные попадания. На двадцатой секунде полёта над целью – удар справа! Это осколок на излёте угодил в плоскость – верно, на металле осталась вмятина. А вот у самой кабины мелькает красный пунктир, и пуля противно чиркает по бронеплите. Бросок… Это снизу самолёт упруго подкинут взрывной волной.

Едкий, кислый дым… Даже дышать трудно. Это машина вошла, через мгновение после разрыва, в самое облачко. Выскочила! Лётчик помнит одно: в ответ пушкам и пулемётам неслышно строчит его фотокамера, и сулит она захватчику-врагу больше неприятностей, чем самый скорострельный пулемёт, если… всё будет так, как надо!

Несмотря на маскировку, лётчик успевает заметить на аэродроме капониры с убранными в них бомбардировщиками. А некоторые самолёты видны даже на лётном поле. Вон – три «Штука», пикирующие бомбардировщики Ю-87, по-нашему «лапотники», прозванные так за неубирающиеся ноги в грубых толстых обтекателях…

Сорок секунд полёта… На восточной стороне аэродрома, куда подходит истребитель, огневая завеса плотнее. Здесь – фронтальные подступы к аэродрому, они прикрыты особенно мощной зенитной системой. Самолёт упрямо идёт среди разрывов, как некогда российский солдат проходил сквозь строй шпицрутенов… Разрывы стали бело-розовыми: термитные снаряды. Опять удар в плоскость… Пора выходить из этой игры! Впереди по курсу – пушистое облако, ярко озарённое утренним солнцем. Оно пышно клубится чуть выше горизонта, заданного разведчику. А зенитки ждут, что он вот-вот спикирует на бреющий. Они уже переносят огонь счетверённых пулемётов вперёд и ниже… Лётчик выключает затвор фотокамеры, набирает скорость и крутой горкой врывается в облако.

Опешившие зенитчики, потеряв из виду свою мишень, переносят огонь по облаку. Но уже в следующее мгновение из его клубящейся ваты выныривает самолёт, отвесно пикирует и бреющим полётом уходит в сторону фронта. Только моторный гром ещё раскатывается эхом по чужому аэродрому.

Сердце лётчика поёт и ликует. Стрелки приборов вибрируют в ритме бешеной чечётки.

– Выполнил! Выполнил! Выполнил!

Но до своих – ещё не один десяток километров, и лётчик старается утихомирить радость, успокоить взбудораженные нервы. Для лучшей ориентировки он держит теперь высоту двести метров. Под собой, на земле, он различает чёрный силуэтик своего Ла-5, который быстро отдаляется от расплывчатой тени облака. Силуэтик деловито бежит по зелёным полям и перелескам, облаку никак не поспеть за ним.

Курс самолёта совпадает с безлюдной шоссейной дорогой. По её сторонам – редкий лесок. Вдали дорога поворачивает к небольшому селению. Вячеслав пристальнее всматривается в даль за поворотом и замечает там какое-то движение. Вот уж, действительно, на ловца и зверь!

Немецкая пехотная колонна, растянувшись сотни на четыре метров, беспечно марширует по лесной дороге. Уже видны лётчику автомашины с грузами, воинские кухни, мотоциклисты, лошади в упряжках. Две легковые машины. Повзводно шагает пехота. Можно различить, как ритмично мелькают руки солдат с засученными рукавами. Должно быть, под песню маршируют…

Самолёт почти скрыт от колонны за верхушками деревьев, против солнца немцы не могут различить опознавательных знаков и не обращают никакого внимания на одиночный истребитель с запада, тянущийся весенним вальдшнепом над мелколесьем. И вдруг…

Истребитель развернулся, зашёл колонне в тыл, снизился до десятка метров и… «сыпанул» в упор!

Всё перемешалось, рассыпаясь и разбегаясь. За четыре секунды, пройдясь вдоль всей колонны, лётчик израсходовал половину боекомплекта. Надо бы повторить заход, но…

Запас в бензобаке на десяток минут полёта. А нужно ещё шагнуть через фронт. Вперёд!

Перемахивая через лесистый холмик, пилот бросил мгновенный взгляд туда, где ещё минуту назад бойко маршировала колонна. На сером полотнище шоссе дымились автомашины, валялись в беспорядке мотоциклы, бились лошади. Несколько маленьких фигурок в одинаковых мундирах и весьма разнообразных позах… уже не взмахивали руками в засученных рукавах!

На предельной скорости Вячеслав достиг переднего края. Вот она, изрытая окопами пойма речки Зуши.

Как бурые приводные ремни, сливающиеся в глазах, убежали под самолёт полосы предполья с минными полями и паутиной проволоки. На миг блеснула синь реки, и снова под крылом – ремённые полосы израненной земли.

Самолёт в воздухе около часа. Указатель бензина близок к нулю. Но уже видно поле родного аэродрома, и дымовая шашка зажжена для пилота на безглавой церкви села Панькова.

Лесная прогалина, длинная и узкая, – вот он, полевой аэродром истребительного полка гвардии подполковника Иванова. А вот на поле и сам подполковник со штабными офицерами.

Вячеслав отстегнулся, тяжело выбрался из кабины, подошёл к начальству, пошатываясь, но для доклада вытянулся по-уставному. Не дослушав рапорта, Иванов обнял лейтенанта. Два техника тут же сняли с самолёта фотокамеру. Часу не прошло – к руглая кассета с драгоценной плёнкой уже летела на связном самолёте в штаб воздушной армии.

Пилоты всех трёх эскадрилий истребительного полка спали на деревянных нарах в классных помещениях рубленого здания паньковской средней школы. Каждой эскадрилье – своя классная комната. Шутили насчёт «плацкарт» первого класса, второго класса и т. д. – дескать, комендант по блату распределяет!