Проклятие затяжной позиционной войны — слишком высокая цена наступления. Обе стороны непрерывно окапываются, создавая укреплённую, пронизанную окопами и подземными блиндажами, перевитую колючей проволокой, простреливаемую пулемётами и пристрелянную артиллерией многокилометровую прифронтовую зону. Оборонять её при условии регулярного подвоза боеприпасов несравнимо дешевле, чем прорывать. Чтобы вклиниться где-то в это поле смерти, надо быть готовым класть людей в соотношении десяти к одному и расходовать снаряды в отношении ста к одному. И полученное такой ценой вклинивание приводит лишь к упиранию в следующую линию укреплений там, куда уже не достаёт артиллерийская поддержка. Причём образовавшийся оперативный выступ имеет трудности снабжения и постоянно находится под угрозой окружения.

В общем, война не на героизм, а на истощение. И это истощение уже начинает сказываться.

* * *

— Мой муж, — сказала Катрин. — Я понимаю, что воспользовалась твоим именем без твоего согласия. Я прошу прощения за это.

Я отложил бумаги и встал, теперь мы стоим, глядя друг другу в глаза. Императрица довольно высокая женщина, ненамного ниже меня.

— Я понимаю необходимость. Ты сделала это для Меровии. Мне жаль лишь, что я, твой паладин, не смог дать тебе ничего, кроме имени, когда тебе действительно была нужна помощь.

— Ты не откажешься от нашего брака?

— Нет.

— Тебя не унижает статус консорта?

— Это твоя империя. И ты прекрасно справляешься. Лучше, чем справился бы я.

— Церковь знает, что мой брак фиктивный. Проводить церемонию перед Искупителем с твоим двойником показалось мне отвратительным.

— И они никому не рассказали?

— Церковь не раскрывает таких тайн.

У меня было своё мнение по этому поводу, но я, разумеется, промолчал. Спросил только:

— Так ты до сих пор не замужем?

— Ты же не это хотел спросить? — улыбнулась она. — Нет, я одинока и девственна. И ты себе даже не представляешь, как меня это бесит!

Я опустился на одно колено и спросил:

— Выйдешь за меня, моя принцесса?

Кольца у меня нет, но тут не носят обручальных колец. Скорее всего, и просить руки принято как-нибудь иначе. Но Катрин не стала придираться.

— Конечно, выйду, мой паладин. Я двадцать лет об этом мечтала. Завтра нас тайно обвенчают, и мы станем супругами перед Искупителем. Я не должна всходить на твоё ложе до брака, но я и так слишком долго ждала. Спальня за той дверью.

За время моего отсутствия женская мода наконец-то отказалась от шнуровки на спине, и это определённо пошло ей на пользу.

Через неделю мне казалось, что время в Меровии ждало только меня, чтобы понестись вскачь. Хотя, конечно, дело было лишь в моих попытках запихать в себя разом всё пропущенное. Люди, события, планы, результаты. И снова, и снова, по кругу.

С Катрин мы поженились, не откладывая. Кроме представителя Церкви на церемонии присутствовала только Нагма. Встали перед статуей Искупителя — невнятный каменный мужик в балахоне с капюшоном — и подтвердили, что наши намерения тверды и очевидны. Церковник предупредил, что отныне наши судьбы будут навеки связаны в жизни и посмертии и что обратно развязать их будет невозможно. После этого он дал нам минуту на передумать, но мы не передумали.

— Да будет так, — сказал священник, и мы стали мужем и женой.

— Я теперь могу звать тебя «мамой»? — ехидно спросила у Катрин Нагма.

— Да хоть бабушкой, — отмахнулась та.

Нагма восприняла наш брак спокойно:

— Ну разумеется, я не против, что за глупости? — ответила она. — Она тебя с пяти лет любит. И ты в неё был влюблён, просто даже себе не признавался. Катрин замечательная, вы просто созданы друг для друга. Я как раз вас обоих люблю, очень удобно.

— Спасибо, я тоже тебя люблю.

— Только не бросай меня больше, ладно?

— Ни за что.

* * *

— Нет, я не знаю, что случилось, — заверил меня Порток.

Он прибыл из Нарнии сразу, как только получил шифрованное сообщение о том, что я вернулся. По телеграфу, кстати, получил и страшно этим гордится.

— Не только эти широколобые годятся в прогрессоры! — ржёт нарнийский монарх. — Мы тоже не лаптем щи хлебаем!

У него в группе радист, который умеет чинить всякое, с антеннами и без. Знания его далеки от фундаментальных, но конструкцию примитивного однопроводного телеграфа он вспомнить осилил. И азбуку Морзе к нему заодно — не заново же её выдумывать? Это сильная штука — даже я помню, что телеграф создал глобальный торговый рынок, включая международные биржи, и большую часть его трафика составляла финансовая информация: сделки, цены, курсы валют… Увы, последствия этого для общества я предсказать не могу (они наверняка не только хорошие), но прогресс — это дорога в одну сторону. Делай первым, пока не сделали враги, и к чёрту последствия.

— Я не знаю, почему, как и когда свалили твои наниматели, — повторяет Порток. — Меня, знаешь ли, в курс ваших дел никто не вводил. Узнал от твоей дочери и не сильно расстроился. У меня тут жена-красавица, три наложницы ещё краше, четверо детей и своё государство с населением, которое меня бы на руках в сортир носило, если бы я позволил. Где я ещё такой вариант найду? Странно, что Слон не попрощался, не похоже на него, но мало ли, какие обстоятельства были. Сам говоришь — со стрельбой уходили.

— Со стрельбой тоже непонятно вышло, — сказал я Портку. — Только между нами, ладно?

— Нет, блин, в газету продам!

— Я имею в виду, среди своих тоже. Нагма, например, не знает. Не хочу ей говорить, пока не разберусь.

— Рассказывай.

— То покушение, где меня ранили, а Перидора убили. После которого Мейсер свалил с командой, бросив нас тут.

— И что с ним?

— В загородный дворец прорвалась большая группа. Около тридцати человек. Они были вооружены револьверами и карабинами, но действовали не как местные. Мне тогда было не до анализа, но потом сообразил: передвижение, прикрытие, заход-выход — стандартные тактические схемы. Местные этого не умеют. Нападавшим мешало непривычное оружие, и они никак не ожидали встретить тех, кто владеет той же тактикой. Столкнувшись с грамотным противодействием от людей с современным оружием, они понесли большие потери, но не отступили, и не выполнили задачу только чудом.