Отец много раз говорил, что ей необязательно ходить на работу. С двумя довольно приличными зарплатами, которые приносили в дом они с братом, он был готов давать ей любые деньги на личные расходы.

Но Элиза каждый раз упорно отвергала роль домашней хозяйки на полный день. К тому же она не хотела финансовой зависимости от отца, к которому была очень привязана.

Обед уже закончился, и она собиралась подняться к себе наверх, когда внезапно позвонили в дверь. Удивившись, что кто-то заявился к ним в воскресный полдень, она пошла открывать.

— Здравствуй, Лестер, — безрадостно поприветствовала она мужчину, стоявшего на пороге, и отодвинулась, чтобы дать ему пройти. Она не могла понять, почему пульс ее так тревожно участился только из-за того, что к ним зашел Лестер Кингс.

— Привет, Элиза, а Роланд дома?

— Наверху в своей комнате. Хочешь подняться к нему?

Ее голос звучал ровно и бесстрастно, и улыбка Лестера испарилась, как только он увидел ее безжизненное лицо. Нахмурившись, он резко спросил:

— Какая у него комната? Та же, что и раньше?

Элиза снова кивнула, и он бегом устремился вверх по лестнице. Она последовала за ним и зашла в свою спальню. Следующие полчаса она слушала их возбужденные голоса и бесшабашный смех с такой сильной завистью, что это ее напугало.

Раньше она никогда не ощущала потребности в компании друзей. По природе она была склонна к одиночеству, унаследовав эту черту от отца. Она всегда чувствовала дистанцию между собой и другими девочками своего возраста. Внутри ее что-то препятствовало свободному обмену мыслями и словами, смеху, который, казалось, был существенной частью жизни ее сверстниц. А теперь, как только в ее жизни вновь появился Лестер Кингс, все начало меняться. И эта мысль наполнила ее страхом — и дурными предчувствиями.

Элиза вздохнула и сказала себе, что это глупо. Она собиралась послушать пластинки, но теперь настроение исчезло. Вместо этого она сидела и смотрела в окно, наблюдая, как ее отец работает в саду и как голые ветки яблонь, все еще порабощенные парализующей дланью зимы, окоченело качаются на ветру. Ее эмоции были как эти застывшие ветки, их рост и цветение сдерживались жестким самоконтролем, которым она их стиснула и не отпускала ни на минуту. Внутри у нее была такая же мертвая зима, и если там и были какие-нибудь почки, которые могли бы позже распуститься, то она их не замечала.

Дверь комнаты Роланда открылась. Он крикнул:

— Элиза, ты у себя? — Потом постучался и вошел, Лестер шагал за ним по пятам. — Мы идем гулять. Пойдешь с нами?

— А куда?

— В твой любимый лесок рядом с Дауэс-Холл.

— Ладно, сейчас, только соберусь.

— Я так и знал, что ты согласишься. Я же тебе сказал, Лестер, видишь? Она обожает это место.

Роланд вышел, Элиза взяла с туалетного столика расческу и пробежалась по волосам. Лестер молча стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за девушкой. Ей хотелось, чтобы он вышел. Она слегка припудрила щеки и быстро отвернулась от своего отражения. Ей было бы легче, если бы он болтал, может, даже подшучивал над ней — что угодно, только бы не стоял так, беспощадно препарируя ее взглядом.

Ее куртка висела в шкафу, Элиза полезла за ней, и ей захотелось спрятаться там, пока Лестер не уйдет. Она обернулась к нему и резко спросила:

— Что, тебе что-нибудь не нравится во мне?

— Раз уж ты сама спросила, то на правах старого друга семьи я могу откровенно ответить на твой вопрос — да, мне многое в тебе не нравится. Но я не поэтому на тебя так смотрел. Я просто пытался понять суть твоего характера.

— И что ты усмотрел?

— Не знаю. Ты остаешься загадкой — пока.

Он отошел, пропуская ее вперед, и стал спускаться за ней по лестнице. Роланд ждал их внизу.

Они шагали по улице, которая вела к окраине, перешли через мостик, нависший над железнодорожной линией, и вскоре уже карабкались по холму к полям. Лестер шел с такой уверенностью, что сразу становилось ясно: он, как и его спутник, знает каждый дюйм в этих местах.

Они направились к аллее из тополей и пошли по ней втроем рука об руку, Роланд был в середине. С обеих сторон аллеи за широким рядом деревьев простирались поля, слева от них было поместье, теперь лежавшее в руинах, а впереди уже виднелись рощи, которые составляли всю привлекательность Дауэс-Холл. Прежний владелец давно умер, и окрестные жители надеялись, что нынешние хозяева продадут поместье тому, кто сможет восстановить дом, а также примыкающие к нему поля и лес в их первозданной красоте.

Народ мог в любой момент беспрепятственно ходить в поместье, не по разрешению нынешних владельцев, а просто по установившемуся обычаю и по небрежению — в целости не осталось ни одной изгороди.

— Я помню, когда мы сюда приходили еще ребятами, — сказал Лестер, оборачиваясь взглянуть на старый особняк, мрачный и обветшалый, с разбитыми окнами, двери которого, поскрипывая, качались на ветру, — тогда еще дом был великолепным. А теперь — только посмотрите на него.

— Старик умер, — отозвался Роланд. — А его родня уже много лет дерется за владение.

Лесная полоса была длинной и узкой, со всех сторон ее окружали поля. Между деревьями петляла старая тропа, твердая и утоптанная в летнюю засуху, а в зимние дожди совершенно непролазная.

— А вот дерево, на которое мы всегда лазили. — Лестер подошел к старому грабу и похлопал его по стволу. — Вот еще и ступеньки сохранились. Ну как, Элиза? Полезешь первой?

Она засмеялась, и его взгляд на мгновение задержался на ее лице.

— Помню, как она однажды застряла в ветвях, — заметил Роланд. — Я пытался ее снять, а она визжала изо всех сил и кричала, что не хочет, чтобы я снимал, а хочет, чтобы это сделал ты.

— Да, помню, — задумчиво проговорил Лестер, все еще не спускавший с Элизы глаз. — Я все-таки ее снял, кстати, частью убеждениями, частью грубой силой. После этого она вцепилась мне в руку и так и держалась всю дорогу до дома. Ты помнишь, Элиза?

Она слегка покраснела и кивнула.

— Это, наверное, было еще до того, как началась полоса невезения, и она стала всерьез меня ненавидеть. — Он вызывающе улыбнулся ей, но она ничего не ответила.

Они двинулись дальше, и Элиза сказала:

— Я помню, как ходила гулять с вами. Я слушала, о чем вы болтали, пыталась понять, но это было просто непостижимо для меня!

— Ничего удивительного, — сказал Роланд. — Если я правильно помню, мы большей частью обсуждали политику и философию, да, Лестер?

Тот кивнул:

— Нам в те времена казалось, что мы знаем ответы на все вопросы. И я помню, как она, — тут он указал на Элизу, — все время смотрела на нас снизу вверх и спрашивала: «А что это?» или «А как это?» А мы, естественно, никогда не снисходили до ответа. А еще она всегда настаивала, чтобы идти между нами и держать нас за руки вот так. — Он схватил ее руку и сжал в своей. — И просила нас покачать ее. — Он усмехнулся Роланду. — А что, может покачаем, как в старые времена?