Ее взор затуманился.

— Их больше нет. Я встретилась с жизнью лицом к лицу и с разочарованием узнала о ней всю горькую правду.

— Бог мой! Ты так говоришь, будто какой-нибудь испорченный плейбой нанес тебе неисцелимую сердечную рану! Это так?

— Нет, ничего подобного. Если бы со мной такое случилось, то я хотя бы пожила немного полной жизнью.

Он усмехнулся.

— Сколько горечи, а ведь ей всего двадцать шесть! — Он сменил тон. — Боже правый, девочка, да ты еще не начинала жить. Это ты в себе разочарована, а не в жизни. Ты заперлась в замке, который сама создала, недотрога. — Он лениво окинул ее оценивающим взглядом. — Тебе следует всегда так одеваться.

Элиза покраснела и опустила глаза.

— А теперь, надо думать, ты станешь советовать мне пользоваться косметикой, чтобы скрыть прыщи.

— Лучшая косметика — счастье и хорошие отношения с представителем другого пола. Это тебя совершенно изменит.

— Спасибо большое, — кисло сказала она.

Он засмеялся:

— Просто советую, как старый друг. Нет, ну серьезно, Элиза. Хороший парень смог бы разрешить все твои проблемы.

Она нахмурилась:

— Когда хороший парень — как ты это называешь — появится, я его даже не узнаю, а если бы и узнала, я ему буду не нужна.

— Да перестань ты, пожалуйста. От твоего самоуничижения меня просто тошнит!

— Ну извини, я тебя сюда не приглашала.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но, увидев в ее глазах тоску и одиночество, мягко сказал:

— Снова мы готовы подраться, а ведь разве мы не старые друзья? — Она натянуто ему улыбнулась. После недолгого молчания он сказал: — Мне очень жаль — я слышал про твою маму. Тебе, наверное, ее очень не хватает. — Она кивнула, не зная, каким потерянным сразу стал ее взгляд. — На твои плечи свалилось столько обязанностей — следить за домом, за отцом и за братом…

— Некоторые женщины в моем возрасте уже имеют мужей и двоих-троих детей. Мне не на что жаловаться. — Она взглянула на него и снова увидела жалость в его глазах.

Что ей сделать, чтобы убедить этого человека, что ей не нужно его сочувствие, что она более чем довольна своей жизнью в таком виде, как сейчас?

— А твоя невеста… Нина… Какая она, Лестер?

Казалось, он тут же смутился и расстроился из-за ее вопроса.

— О, — сказал он, — у нее светлые волосы, она хорошенькая, не очень высокая. Учится на медсестру в большой больнице в Ньюкасле.

— А когда вы собираетесь пожениться?

— Не сейчас. Она сначала хочет получить образование.

Элиза снова посмотрела на него, пораженная.

— Ты говоришь, она только учится на медсестру? Значит, ей не так много лет?

Ему явно было не по себе, и он уперся взглядом в ковер.

— Ей восемнадцать.

— Восемнадцать? Лестер, но ведь тебе — тридцать, четыре!

— И что? — У него в глазах появилось воинственное выражение.

— Получается, что она на шестнадцать лет моложе тебя.

И тут он напустился на нее:

— И что из этого? Ты что, думаешь, я не умею считать?

— Извини. Просто я удивилась, вот и все.

— Ладно, ты меня тоже прости, что я вспылил. Но правда, меня и самого иногда тревожит, что я настолько старше ее.

Элиза не могла придумать, что сказать. Совершенно ясно, что для него это было настоящей проблемой и он постоянно и безуспешно пытался осмыслить ее, так что бессмысленно было предлагать ему банальные утешения.

Лестер встал и начал беспокойно бродить по комнате. Вдруг наклонился, вынул что-то спрятанное за подушку на кресле.

— Кукла? Кажется, я ее где-то видел раньше!

— Наверняка видел — ведь это ты мне ее подарил!

— А, теперь вспомнил — я старался загладить свою вину за то, что задал тебе трепку. Мне пришлось потратить на нее все карманные деньги за шесть или семь недель. — Он поправил на кукле платье. — Она где-то потеряла руку.

— Да. Я… я так на тебя рассердилась, что оторвала ей руку в первый же день, как ее получила.

Она посмотрела на него полным раскаяния взглядом и увидела, что он шокирован и не может в это поверить.

— Так ты меня действительно ненавидела! — воскликнул он и бросил куклу на кресло, будто ему было невыносимо прикасаться к ней. Затем подошел к столу и уставился на музыкальный центр. — Значит, это и есть твой волшебный ковер-самолет, который уносит тебя от реальности в мир фантазий?

Она проигнорировала насмешку в его словах.

— Это самая современная модель. Смотри, — показала она ему, — вот это настройка, кнопка для радио, здесь встроенный микрофон, а это — показатель уровня звука при записи.

Лестер смотрел на нее, и она уловила странное выражение в его взгляде. Она отвернулась, смутившись, не зная того, что ее энтузиазм вызвал на ее щеках привлекательный румянец и сделал глаза непривычно яркими.

— Давай, — потребовал он, — расскажи-ка мне побольше. — Он взял в руки наушники. — Почему ты слушаешь в наушниках, если у тебя есть два превосходных усилителя?

— Ну во-первых, из-за папы, он много работает дома и не выносит шума… А во-вторых… — Она запнулась. Как ему объяснить, чтобы не слишком выдать себя?

Лестер, казалось, почувствовал, что в ней происходит борьба, и терпеливо ждал. И Элиза сказала, надеясь, что он не станет смеяться над ней, как в детстве:

— А во-вторых, потому, что это так замечательно — слушать музыку в наушниках. — Она осеклась.

— Продолжай, — попросил ее Лестер. — Расскажи, в чем тут дело.

Подбодренная его явным интересом, она заговорила, правда, с трудом, как человек, который был заперт много месяцев в одиночестве и теперь постепенно привыкает общаться с другим человеческим существом.

— Это… это охватывает все тело. Ты закрываешь глаза и… реальный мир исчезает. Возникает ощущение чистой радости. — Она украдкой бросила на него взгляд и увидела, что его лицо совершенно серьезно. Он не смеялся над ней, поэтому она набралась мужества и продолжала: — Это трудно объяснить. Кажется, что это твоя личная музыка и она становится частью тебя. Ты чувствуешь взаимодействие между своей душой и музыкой и находишься в полном безбрежном единении с ней. — Она снова замолчала.

— Я тебя понимаю, продолжай. — Он сказал это так тихо, что она почти не расслышала его.

— И хочется слушать музыку в одиночестве. Одиночество в данном случае очень важно, потому что, если в комнате есть еще кто-то, удовольствие пропадает. Я всегда боюсь, что меня прервут.

Лестер кивнул, как будто бы все понял.