и выплевывать с усилием. — Спасибо. Только отчего не раньше? Отчего не до того, а после?

— Не мог я раньше-с. Боялся последствий.

Старик видел тень. И он говорил с её тенью. Но тень была сильна, она не хотела ему внимать.

Ослабев и источив зубы, тень сама нашла его, и заключили они великий договор. Нарёк он ее — Смертью, и обозначил ей место в человеческом мире.

На земле вновь установилось хрупкое равновесие. И шаткий порядок поднялся щитом над внешним Хаосом, лишь немногих определив ему в жертву.

— Дык, и что же нам теперь велишь делать, Варенька? — вопрошал старик, пытливо вперив в неё всепроникающий взор. — Как отсюда выбраться?

— Почему вы меня спрашиваете? — удивилась Варя. — Я здесь впервые, как и вы.

— Оттого что ад — в кровушке твоей, Варвара свет Люцевна. Только ты здесь и дома. Что ты чувствуешь?

— Тут очень жарко и тяжко так. А еще я чувствую, — Варя прислушалась к себе и медленно выдохнула, — боль и страх.

— Боль — это хорошо. Она делает человека человечней. И страх тоже хорошо. Он делает человека смелым. Это пройдет, главное отпустить.

— Нет. Это не пройдет, — возразила Варя.

— Всякую боль можно преодолеть, Варенька. Даже, когда кажется, что это невозможно. Душа человека сильна, при желании она способна на все.

— Возможно и так, но я уже не человек, — грустно сказала Варя. — И, как вы недавно заметили, никогда им не была.

— Наполовину человек, на другую — ангел. Твоя душа — чудо! Даже изувеченная Хаосом, она продолжает бороться. Другой такой нет. Никто не мог бы удерживать Хаос столько времени, даже я.

Весь пазл собрался в одно. Она, наконец-то, услышала то, о чем ей все это время толковал Егорушка. Ад у неё в крови, отчество её Люцевна, она человек лишь наполовину. А отец её дракон. Дракон, с которым Варя игралась во снах. А маменька, её бедная, испуганная, грешная маменька, что пыталась замолить свою любовь….

— Люцифер — имя сатаны? — побелевшими губами вывела Варя ужасную догадку.

— И имя светоносного ангела, — любезно напомнил Егорушка.

— Я видела его во снах. Давно, — выдохнула Варя, перебирая в руках горячий песок. Девочкой она любила подолгу смотреть на песочные часы, в библиотеке их дома стояли такие. — Поэтому они тогда сделали это со мной? Взяли и выпустили в меня Хаос? Я заслужила?

— Нет, ты здесь ни при чем. Они сделали это лишь для того, чтобы сохранить власть. «Вся их жизнь, есть воля к власти», — покачав головой, сухо отрезал старик. — Власть в конечном счете их поработила и отдала в пучину Хаоса.

— Их больше нет, — поняла Варя.

— Они в очередной раз открыли ящик Пандоры. Ящик им этого не простил. Хаос вырвался наружу.

— Значит ли это, что наш мир подошел к концу?

— Хуже. Конец — это всегда надежда на новое начало. Мы подошли к пустоте, — с неподдельной горечью констатировал старик. — Ты помнишь дорогу к отцу?

— Нет, он всегда приходил сам. А я всегда его боялась и пряталась. Но мы иногда летали вместе.

Вспышка 2. Дьявол в отставке

— Эй, чувак, уже утро! Мы закрываемся! Давай, топай отсюда, тут тебе не ночлежка!

Охранник раздраженно пытался растолкать выпивоху, уснувшего за стойкой бара «Темная лошадка». Как он ненавидел эту пьянь, особенно по утрам. Каждый раз одно и то же — ужираются до беспамятства, а ему разруливай.

Выпивоха медленно поднял голову и уставился стеклянными глазами на вышибалу.

— Ого, да ты — альбинос?! Это у тебя линзы или свои глазища? — присвистнул охранник, хотя вроде и не таких фриков видывал. Но этот, в отличие от остальной их братии, выглядел не по-клоунски чудаковато, а как-то впечатляюще эффектно.

Чувак продолжал молча пялиться куда-то сквозь него, так что вышибала даже обернулся. За спиной, разумеется, никого не было, но ему вдруг сделалось не по себе от этого пустого взгляда.

— Мы закрываемся! — растягивая слова, как для особо одаренного, повторил охранник, постучав по циферблату на наручных часах. — Ты слышал?! Или тебя под рученьки вывести?!

— Твои рученьки могут и отсохнуть.

Голос был спокойный и вкрадчивый, с чуть уловимой хрипотцой.

По хребтине будто мокрым пером провели. Вышибала невольно сделал шаг назад, но чувак пьяно икнул перегаром, развеяв произведенное впечатление. Охранник вспомнил, что он тут главный, и уже намеревался исполнить свою угрозу, дав еще и пинка напоследок, но альбинос тяжело поднялся, оказавшись на добрую голову выше двухметрового вышибалы, и, пошатываясь, поплелся на выход.

Чувак ушел, инцидент вроде бы был исчерпан, но у охранника остался гадкий осадок, и он весь день украдкой поглядывал на свои руки, поочередно сгибая и разгибая пальцы, как будто слегка онемевшие.

Альбинос вышел, недовольно щуря глаза на слишком яркое с полумрака бара солнце.

Опять его занесло в южные широты. Город громадный, гомонили улицы, в пробках пищали машины, люди бестолково копошились вокруг.

Его время — ночь, его место — ближе к северу, где свет короче, а тьма темнее.

Голова шла кругом, мутило, он сделал пару шагов к урне, и его вывернуло наизнанку.

— Что, ангельский желудок плохо переваривает водку? — послышался сзади насмешливый голос.

— Ангельский — может и плохо, а для дьявола водка и коньяк — это самое оно. А вот здешние коктейльчики, видимо, делают только для таких как ты — ангелочков. Правильные же парни от него травятся, — не оборачиваясь ответил альбинос, продолжая опорожнять желудок.

— Я искал тебя, — печально вздохнул за спиной собеседник. — Давно искал.

— Я знаю, — все еще продолжая стоять над урной, отозвался альбинос. — Я очень старался, чтобы не нашел.

— А я очень старался найти. Есть разговор.

— Если ты не собираешься рассказать мне, где Софья, то убирайся обратно к папочке, Михаил!

Альбинос повернулся, и что-то звериное проскользнуло в его оскале. Но Михаил не испугался, он, скрестив руки на груди, внимательно разглядывал брата. Лишь золотой ободок вокруг зрачков его глаз расширился, потеснив синюю радужку.

— А ты изменился, даже волосы на лице по-человечески наклеил, — удивился Михаил, уступая место женщине с коляской, он встал на бордюр точно напротив брата, сделавшись в росте чуть-чуть над ним.

— Не наклеил, а отросли, — вытирая руки о штаны, возразил альбинос, глядя на Михаила со все большим презрением и скукой.

— Отросли? У нас на лице волосы не растут, Люций, — терпеливо напомнил Михаил.

— У вас не растут — кастратам они ни к чему, — ядовито заметил Люцифер.

Золотой ободок в глазах и нимб над головой Михаила возмущенно колыхнулись, но сразу же побледнели.