– Вы тратите время и средства на глупости, – покачал своей цилиндрической головой огорчённый Тьюпль. – Зачем нам знать зависимость математических способностей землян от количества съеденных ими блюд?

– Любимых блюд, – поправил раздосадованный Фу-Фью. – Вы специально искажаете сущность моих опытов и в моём лице предвзято относитесь к фундаментальной науке[4].

– Но это вовсе не наука и тем более не фундаментальная! – вскипел профессор. – Это полная бессмыслица!

Шурка повернулся к Лере.

– Попали мы в переплёт, – сообщил он ничего не понимающему другу.

Инопланетяне ещё долго пересвистывались. Наконец, Фу-Фью отвесил директору поклон, погрузил ракушку на тележку и удалился, злобно сверкая своими поросячьими глазками. Профессор Тьюпль остался в одиночестве. Заметив, что пленники смотрят на него, подошёл ближе.

– Бедные земляне, – неожиданно на чистом русском языке сказал он. – Вы попали в лапы совершеннейшей бездарности. Мало того, попали незаконно. И если бы не министр охраны наук Всюси, который доводится ему родным папашей, этого остолопа давно бы выгнали из нашей академии и, вероятно, отправили на перевоспитание. Ведь он до сих пор не смог выучить ни одного землянского языка.

Когда Тьюпль ушёл, Шурка задумался.

– А ничего мужик, – заключил он. – Не то, что этот коробчатый.

Лера недоверчиво усмехнулся.

– Может, он и хороший, только всё равно смотрел на нас, как на ручных обезьянок.

Больше профессор не приходил, будто забыл о существовании лженаучной лаборатории. Зато Фу-Фью развил бурную деятельность. Вначале он облучал Шурку с Лерой прибором наподобие кремниевой глыбы. Друзьям казалось, будто их тела клеточку за клеточкой прокалывают миллиарды острых микроскопических иголок. А Лера прямо-таки чувствовал, как копошатся в его мозге. Затем друзья попали под воздействие, как впоследствии выяснил Шурка, устройства электретического[5]действия. Сделано оно было в виде полуметровой улитки, у которой на конце рожек переливались розово-фиолетовым светом звёздочки. Когда улитка активизировалась, в воздухе начинали носиться два потока призрачных звёзд. Поток розовых звёздочек норовил попасть подопытным «кроликам» в голову и прошить их тело насквозь сверху вниз. А фиолетовые звёздочки били по пяткам, выносясь потом через макушку. От действия звёздочек друзья начинали светиться нежным розово-фиолетовым цветом. А ещё Фу-Фью воздействовал на них изумрудным яйцом. Из-за этого Шурка сразу превратился в медведя, потом в рысь, потом в кролика, потом в ящера. На этом эксперимент пришлось прервать. Становясь ящером, Шурка принимался так сильно и часто икать, что казалось, вот-вот умрёт. На Леру яйцо действовало другим образом. В первом же эксперименте он безо всяких промежуточных превращений стал громадным удавом и едва не раздавил экспериментатору его коробчатое туловище.

Несмотря на все мытарства, мальчишки по-прежнему хранили героическое молчание и не отвечали на дурацкие вопросы. Тогда Фу-Фью привёз в лабораторию новый прибор. На тележке лежало нечто внушительное, напоминающее гигантскую черепаху. Вместо головы у черепахи пылал огненный шар, а на месте лап зияли отверстия с торчащими из них проводами и металлическими деталями.

– Сейчас я вам покажу, как со мной в молчанку играть, – просвистел зловеще инопланетянин.

– Похоже, эту черепаху вообще не испытывали, – догадался Шурик. – Даже на гусеницах.

– Ёлки-палки! – возмутился Лера. – Её ещё и собрать не успели до конца. Смотри, ног нет и панцирь с боку разобран.

Коробок установил тележку напротив клеток.

– Ворюга! – сердито свистнул Шурка. – Мы будем жаловаться профессору!

Но Фу-Фью, казалось, не заметил угрозы. Он отошёл к компьютеру, потёр свои спичечные ладошки, ткнул пальцем в монитор и только после этого весело посмотрел на пленников. В тот же миг друзей стало бить и корёжить, словно пластиковые бутылки под кипятком. У Леры перед глазами поплыли серебряные шарики, за ними жёлтые колёсики, красные шестерёнки, голубые кубики и зелёные крестики. Всё это стремительно закрутилось и рассыпалось. Потом вновь стало кружиться, убыстряя и убыстряя ход. Лере казалось, что из него достали все внутренности и теперь пытаются извлечь скелет. Шурке было не лучше. Его кидало по клетке, как тряпичную куклу…

Очнулись друзья глубокой ночью от громких стонов. Как ни странно, их издавал Филя. Бычок стоял на голове, как стоят йоги, и упирался передними копытами в пол. Задние ноги телёнок завязал в позе лотоса, а хвост, словно антенну, держал вертикально.

Увидев, в каком комичном положении находится Филя, Лера даже не улыбнулся. Он хорошо понимал состояние бычка, который после перенесённого опыта даже стонать стал по-человечески.

Утро следующего дня было ужасным. Лера проснулся от горьких рыданий и обнаружил, что плачет Шурка.

– Видишь, – говорил тот, всхлипывая, – что этот негодяй со мной сделал.

Только тут Лера рассмотрел, что правое ухо у Шурки выросло до размеров среднего одеяла. Лёжа на левом боку и поджав ноги, друг теперь мог запросто им укрываться. А при ходьбе забрасывать на плечо, на манер старинного плаща. У Леры уши не увеличились, зато что-то невероятное стало происходить с левым глазом. Чуть только где-нибудь раздавался скрип или шорох, как глаз выскакивал из глазницы и стремглав летел туда, словно космический спутник. При этом Лера видел им так же хорошо, как и правым.

– Что за ерунда? – недоумевал он. – Я тут, глаз там, а я всё им вижу.

– Он тебе, как на телевизор, картинку передаёт, – предположил Шурка.

Приборами псевдоучёный[6]мучил друзей двое суток подряд. На третий день наступило затишье. Ни Фу-Фью, ни новых приборов в лаборатории больше не появлялось. Мальчишки решили, что на этом опыты закончились. Но, выпив на завтрак кружку молока, Шурка вдруг рассмеялся.

– Ты чего? – улыбнулся в ответ Лера.