на этот год. — Эй, это значит, что ты ему изменяла?

— Что? — у нее отвисла челюсть.

— Парни, с которыми ты встречалась с тех пор. Технически, ты изменяла. — Гейб начал смеяться, и она ударила его по руке.

— Ты говоришь ужасные вещи. — Но технически он был прав. Ее желудок сделал небольшое сальто. — На самом деле это не измена, не так ли? — спросила она его, внезапно забеспокоившись.

— Не-а. Я пошутил, честное слово. Но не говори пожарному Алексу, что ты все еще замужем. Этот парень до сих пор без ума от тебя.

Фу, чем меньше о нем говорят, тем лучше.

Это одна из ее многочисленных ошибок в жизни.

— Хотя ты прав. Неважно, знала я об этом или нет, я действительно нарушила свои клятвы.

— Нет, ты не сделала ничего плохого. — Гейб обнял ее за плечи, крепко прижимая к своему пальто. Они снова пошли, в основном потому, что ее ноги не могли слишком долго находиться на холодном бетоне. — И если тебе от этого станет легче, Дилан тоже нарушил свои клятвы. Могу гарантировать, что он не был монахом все эти годы.

— Фу. — Она сморщила нос. Она действительно не хотела думать об этом. От этого у нее в животе возникло странное ощущение.

— Так что ты собираешься с этим делать? — спросил ее Гейб, когда они свернули за угол на ее улицу. Она была как идеальная картинка с открытки, окруженная красивыми коттеджами, у каждого из которых были веранды спереди. Летом их дворы были полны ярких цветов. Она купила это место много лет назад, хотя в то время это было ее убежище, когда она жила в Нью-Йорке. Но теперь она была здесь постоянно, и ей здесь нравилось.

— Я собираюсь встретиться с ним завтра, чтобы обсудить это, — сказала она, когда они поднимались по ступенькам к ее входной двери. Она повернулась и посмотрела на Гейба. Его лицо было освещено фонарем на крыльце. Черт, он был отвратительно хорош собой, как и все его братья. И он знал это.

Как и половина женщин Винтервилла и окрестных городов.

Чем меньше она будет думать об этом, тем лучше.

Гейб похлопал ее по плечу.

— Все будет хорошо. Вы двое во всем разберетесь. Тогда ты сможешь снова заняться сексом, не беспокоясь о том, что ты прелюбодейка.

— Гейб!

Он рассмеялся над выражением ее лица.

— Извини, Эв. Ты выбрала не того кузена, чтобы довериться. Я никогда не умел давать советы. И никогда не был хорош в отношениях.

— Вступай в клуб. — Она вставила ключ в замочную скважину. — Зайдешь выпить? Я могла бы поставить кофе.

— Черт возьми, нет. Я не буду пить кофе после полуночи с замужней женщиной. Что бы сказал по этому поводу город?

Глава 3

Дилан пил кофе на маленькой кухне дома, в котором он вырос, когда вошел его отец, одетый в комбинезон с надписью «Гараж холодного старта, Винтервилл», вышитой на нагрудном кармане.

— Я ухожу на работу. У тебя здесь есть все, что тебе нужно?

— Я в порядке. У меня есть кофе. — Дилан поднял свою наполовину заполненную кружку. У него все еще было небольшое похмелье после свадьбы прошлой ночью. Вдобавок ко всему, он не слишком хорошо спал. Он думал о реакции Эверли на его откровение. И о том факте, что она придет сегодня утром, чтобы обсудить это.

Он хотел сделать это для нее как можно проще. Бог свидетель, он причинил ей достаточно боли восемь лет назад. Если бы он мог уладить их развод, не вовлекая ее, он, вероятно, сделал бы это. Но его адвокат уже сказал ему, что это невозможно.

— Хочешь кофе? — спросил Дилан, вставая, чтобы взять еще одну кружку из буфета.

— Нет, я возьму что-нибудь у Долорес по дороге на работу. — Долорес управляла кафе «Холодные пальчики» в центре города. Она и его отец всегда были немного слишком милы друг к другу.

Его отец вытащил что-то из ящика стола. Пачку сигарет.

— Ты снова куришь? — Дилан подавил вздох, когда его отец сунул пачку в карман.

— Иногда. — Его отец выглядел смущенным, как ребенок, которого поймали с рукой в банке из-под печенья.

Дилан поставил свою кружку на стол.

— Ты же понимаешь, что это худшее, что ты можешь сделать, верно? Для твоего сердца, твоих легких, твоего рта…

— У меня нет никаких других пороков.

Дилан вздохнул.

— Папа, ты готовишь самогон. Ты ешь слишком много углеводной пищи. У тебя есть все чертовы пороки, какие только возможны.

— Тогда ладно, у меня нет компании. Так лучше? Мне становится одиноко, и сигареты заставляют меня чувствовать себя… менее одиноким.

Дилан поморщился.

Туше.

— Мне жаль. Я должен чаще бывать рядом. — Он навещал своего отца, когда мог, но из-за его работы в Африке и принадлежности к больнице в Атланте это случалось не так часто, как ему хотелось бы. Максимум один или два раза в год. Он также тщательно выбирал это время, следя за тем, чтобы Эверли не было в городе, чтобы не столкнуться с ней. Это было похоже на хождение по натянутому канату, но это было к лучшему.

По крайней мере, до сих пор.

— Тебе не нужно извиняться, сынок. Я чертовски горжусь тем, что ты делаешь. Твоя работа важна, ты каждый день спасаешь жизни. Я взрослый мужчина, мне не нужно, чтобы мой сын составлял мне компанию.

— Тебе следует начать с кем-нибудь встречаться.

Его отец покачал головой.

— Нет.

— Мама ушла давным-давно.

Около семнадцати лет, если быть точным.

— Я это знаю. — Его отец переступил с ноги на ногу. — Я не жду, что она вернется.

— Тебе следует зайти в приложение для знакомств или что-то в этом роде. — Дилан пожал плечами. — А как насчет Долорес? Вы двое всегда были близки.

— Долорес — друг. — Голос его отца был решительным. — Мне нужно идти на работу.

— Постарайся хотя бы поменьше курить. Хорошо?

— Я не зависим. — Его отец вздохнул, вытаскивая пачку из кармана и засовывая ее обратно в кухонный ящик. — Доволен? — спросил он Дилана.

— Вроде того.

Он покачал головой и захлопнул дверь.

— Чертовы дети, думающие, что они все знают.

— Хорошего дня.

Его отец хрипло фыркнул и вышел за дверь, оставив Дилана допивать кофе. Сегодня вечером он проверит, будет ли еще пачка в ящике стола.

Он был почти уверен, что нет.

***

Холодный ноябрьский воздух окутал Эверли, когда она вышла из своего коттеджа и направилась на городскую площадь. Команда мужчин с фермы рождественских елок Норта работала там, подготавливая землю для гигантской ели, которая лежала на боку в кузове огромного лесовоза. Остальную часть площади они уже украсили. Между фонарными столбами в виде рождественских леденцов были развешаны