Его рассказ краток, но предельно ясен:

«В той долине все услаждало мой взор. Я бродил по чаще — жители Альпийских гор прозвали ее Старым Лесом; она славится могучими деревьями, которые гораздо выше колокольни святого Калимера. Мне довелось заметить, что внутри стволов живут духи, каковых можно повстречать и в других землях. Я расспросил об этом местных жителей, но, похоже, они ничего не знали. Каждое дерево, я полагаю, служит убежищем для духа, и время от времени он покидает свое жилье, принимая облик зверя или человека. Те создания простодушны и добры, они неспособны причинить людям вред. Старый Лес простирается на тысячи акров…»

Мариони оказался первым и последним натуралистом, писавшим о духах Старого Леса. Его сведения не были открытием, ведь в Нижнем Доле издавна поговаривали об этих обитателях. Вполне вероятно, что слух пустил какой-нибудь лесник, убежденный в том, что внутри стволов живут духи; но его сразу подняли на смех.

А между тем и жители долины, и сменявшие друг друга хозяева Старого Леса ничуть не сомневались в том, что вековые ели были необычными деревьями. Этим, кстати, объясняется, почему в тех местах никогда не производилось вырубок. Но стоило кому-нибудь завести речь о духах, как его тут же объявляли пустословом.

Только дети, еще свободные от предрассудков, могли заметить, что лес населен духами, и часто говорили о них, хотя и не слишком хорошо представляли, кто они такие. Правда, повзрослев, дети переставали верить в духов и больше прислушивались к родителям, которые утверждали, что все это чепуха, нелепые россказни.

Стоит добавить, что даже мы не располагаем точными сведениями о духах Старого Леса. Видимо, эти существа, как пишет аббат Мариони, и вправду могли выходить из стволов, принимая облик человека или зверя, и случалось это в исключительных обстоятельствах.

Отсюда следует, что им было не под силу тягаться с людьми. Жизнь духов целиком и полностью зависела от жизни ели, служившей им домом, и длилась сотни лет.

Они были на редкость словоохотливы и, устроившись на макушках деревьев, болтали дни напролет — друг с другом или с ветром. Иногда разговоры не смолкали даже ночью.

Кроме того, как нам кажется, духи быстро смекнули, что их жизнь находится под угрозой и они погибнут, стоит только людям начать рубить лес. Известно, что один из них — жители Нижнего Дола об этом и не подозревали — уже давно делал все возможное, чтобы спасти товарищей. Это был Бернарди.

Он был моложе своих сородичей и не так ленив. Судя по всему, он почти все время жил среди людей, чтобы отвести от духов беду.

Став членом лесной комиссии, Бернарди много лет подряд убеждал Морро сохранить Старый Лес. Он знал, что Морро тщеславен, и воспользовался этой его слабостью, устроив так, чтобы Морро включили в состав лесной комиссии. Бернарди добыл для него почетную грамоту, и его же усилиями Морро вручили орден. После смерти Морро Бернарди предложил поставить ему памятник — скромный, конечно, но искусной работы.

Скольким пожертвовал Бернарди, сколько принял на себя хлопот и какие только хитрости не пускал в ход ради товарищей. Вечерами, пока остальные духи, покачиваясь на вершинах елей, хором распевали свои излюбленные песни, Бернарди беседовал с Морро, направляя его мысли в нужное русло; ему приходилось обсуждать скучные вопросы, которые ничуть его не волновали, играть в карточные игры, наводившие тоску, пить вино, такое невкусное. А в окно между тем вместе с пьянящим ароматом хвои лились голоса его беззаботных собратьев.

После знакомства с полковником Проколо, открыто высказавшим свое намерение рубить Старый Лес, Бернарди понял, что уговоры тут бесполезны. И ради спасения духов он решил прибегнуть к крайнему средству — позвать на помощь ветер Маттео.

В начале века Маттео знали все жители Нижнего Дола. Мало кому из ветров удалось так прославиться.

Говорили, Маттео способен на многое. Правда это или нет, несомненно одно: перед ним все трепетали. Когда приближался Маттео, стихал птичий гомон, белки прятались по дуплам, зайцы, сурки и кролики забивались в норы, коровы мычали протяжно и жалобно.

В 1904 году Маттео снес дамбу в О. вместе с гидроэлектрическими сооружениями. Когда завершилось ее строительство и оставалось только запустить воду, главный инженер, некто Симоне Дивари, хвастал перед коллегой ее прочностью; кажется, он заметил между прочим, что дамбе не страшны ни землетрясение, ни шторм. Его слова случайно услышал Маттео — по крайней мере, так сказано в официальных материалах следствия по этому делу — и пришел в ярость. Взяв разбег, ветер обрушил на дамбу всю свою мощь. Не выдержав натиска, дамба развалилась.

Маттео был горд и честолюбив, он предпочел единолично властвовать над небольшой долиной, а не кружить по бескрайним просторам океанов и равнин, где мог запросто столкнуться с другими ветрами, куда сильнее его. Примечательно, что его уважали те собратья, которые были гораздо влиятельнее и занимали более высокое положение. Случалось, даже самые могущественные ветры, ведавшие перемещением циклонов, останавливались поболтать с Маттео. Но и с ними хозяин Нижнего Дола держался в своей привычной манере, надменно, заносчиво, свысока.

За два часа до наступления темноты Маттео чувствовал в себе особенный задор и, как правило, был полон сил в период растущей луны.

После самых отчаянных своих проделок, от последствий которых долина оправлялась с трудом, Маттео слегка уставал. Он выбирал какую-нибудь укромную поляну, располагался там поудобнее и медленно кружил несколько недель кряду, кроткий и смирный.

Не будь этих затиший, вся долина давно бы уже ополчилась против него. В погожие ночи Маттео проявлял себя совсем с другой стороны: он был превосходным музыкантом. Пробегая по лесу, ветер дул то посильнее, то мягче и нежнее — так рождались изумительной красоты мелодии. Над лесом звучали напевы, похожие на священные гимны. Вечерами после бурь люди выходили из домов, собирались на опушке и, любуясь ясным небом, часами слушали пение Маттео. Органист из собора обнаружил в нем серьезного соперника и говорил, что все это небылицы, ветер не может петь. Но однажды ночью органиста увидели на опушке, он притаился под деревом. И даже не заметил, что разоблачен, настолько заворожила его музыка ветра.

В 1905 году один могущественный ветер, прибывший из дальних стран, уверил Маттео, что нигде так славно не отдохнуть, как в пещере. Нужно только найти пещеру попросторнее, чтобы поместиться там целиком и описывать круги. Потом, говорил тот ветер, приходит ощущение необычайной легкости.

И Маттео стал искать пещеру. Но попадались то слишком маленькие, то чересчур длинные и узкие, словно лаз, и ему никак не удавалось втиснуться туда. Однажды он приметил огромную пещеру, ее полость была похожа на собор, а в глубине сверкало озеро, но ту пещеру уже занял свирепый океанский ветер, который сбился с пути, и Маттео понял, что мериться с ним силой бессмысленно. Ничего не поделаешь.

Подсказку дала сорока-сторож. Если подняться от Старого Леса в гору, то прямо у подножия Рога, там, где начинались отвесные скалы, можно заметить дыру, напоминавшую широко разинутую пасть, — это был вход в большую круглую пещеру, совершенно необитаемую.