Наверное, их повредили. В щель пробивался белый свет из кухни.

Между мамой и мной возник официант. Он поставил перед каждым по тарелке с кусочком сырого лосося. Я никогда не любил суши. Я вообще не люблю рыбу. Мама потыкала вилкой в розовый кусочек.

– Интересно, – пробормотала она, хотя вообще-то мама тоже не любит суши. Но если бы её спросили, она бы ответила, что их обожает. Бывали даже случаи, когда она предлагала заказать суши на ужин. Но нам с папой было прекрасно известно, она их не любит. Мама всегда тыкала в них палочкой и морщила нос. В суши постоянно что-то было не так. Либо рыба несвежая, либо это оказывался не тот вид суши, который ей нравился, и она не съедала даже кусочка. Мама подозвала официанта. Он поставил на стол последние тарелки и вернулся к нам.

– Это кумжа? – поинтересовалась она.

– Простите? – быстро переспросил официант. Судя по акценту, он не был норвежцем.

– Это кумжа? Ну знаете, это такой лосось…

– Извините, я плохо говорю по-норвежски, – сказал официант. – Я принёс…

– Нет-нет, – мама отмахнулась. – Не нужно.

– Что вы говорить?

Мама перешла на английский и объяснила, что ей ничего не нужно.

– Скажите, если вам потребуется что-то ещё, – ответил официант тоже на английском.

Когда он уходил, я обратил внимание, что на его форме нашиты шёлковые розы. Воротник был из красной материи. На чёрных брюках – чёткие стрелки. Мама хотела, чтобы именно так выглядели мои парадные брюки.

За столом было тихо, все ели. Я потыкал лосося вилкой.

– Сейчас мы возьмём себя в руки и всё съедим, – прошептала мама. – Это кумжа, деликатес. Ммм. – Её передёрнуло, когда она жевала, но мама продолжала улыбаться. Я тоже положил в рот кусочек. – Да, вот так. Давай, – она подмигнула мне.

Пока мы ели, я понял, насколько устал. Официанты мухами сновали вокруг стола. Каждый раз, когда их о чём-то спрашивали, они отвечали на очень странном норвежском, а потом шли за метрдотелем. Они принесли из-за барной стойки несколько винных бутылок, вывезли несколько тележек с едой, следили, чтобы на столах не кончались хлеб и вода, наливали детям лимонад. Младшие уже наелись и носились по коридору перед банкетным залом, кричали, ссорились и плакали. Мой двоюродный брат Таге сидел на другом конце стола и улыбался.

Я скользил взглядом по помещению, в голове было то густо, то пусто. Сначала я не понимал, что вижу. А потом меня словно молнией ударило. Я заметил над барной стойкой голову с блестящими чёрными волосами. Это она! Та девочка, которую я сегодня ночью видел в гардеробе!

Прежде чем я успел обдумать этот факт, перед девочкой возник официант. Он явно злился, из его рта летела слюна. Он шипел на девочку и оглядывался, а потом уволок её за вращающиеся двери.

У меня вспыхнули щёки, в ушах застучала кровь. Что ей сказал официант? Почему он так разозлился?

– Ты куда? – спросила мама, когда я поднялся.

– В туалет.

Я направился к барной стойке. Взрослые ничего не заметили. Они, как обычно, болтали, перебивая друг друга, шутили и смеялись. Я проскользнул за стойку и присел на корточки. Какой-то официант вышел из вращающейся двери с кучей тарелок в руках. Дверь осталась полуоткрытой, и я заглянул в кухню. Там было полно блестящих металлических столов и кастрюль, с потолка свисали венчики и половники. Вытяжки с грохотом всасывали в себя пар. Пахло солью и жиром.

Официанты окружили высокого плотного мужчину с властным лицом. Казалось, они напуганы. Это что, отец Томми?! Наверняка это он! Я узнал розовое лицо, широкие плечи и, как всегда, слишком тесный костюм. Отец Томми держал за ухо девочку, ту самую, которую я видел ночью. Девочку, которая разглядывала нас.

Наверное, ей приходилось стоять на цыпочках, чтобы он не оторвал ей ухо.

Да, так и есть.

Она стояла на цыпочках.

В какой-то момент девочка скользнула по мне взглядом, а потом стиснула зубы и попыталась приподняться ещё выше.

– Она должна сидеть в подвале! – прошипел отец Томми по-английски. – Таков уговор!

Игра в детективов

Я в который раз разглядывал фотку на телефоне: да, это девочка, никаких сомнений, c чёлкой и карими глазами. На что так разозлился отец Томми? Почему она должна сидеть в подвале? И чего испугались официанты? Я ждал Лину и Али на пляже. Меня трясло. Как взрослый человек может так себя вести?!

Наконец я услышал шуршание шин по гравию. Али и Лина спускались с холма, оставляя за собой облако пыли. Али на полном ходу спрыгнул с велика, и тот уехал прямо в куст.

Я достал из сумки чипсы. Мама замечает, когда я подъедаю сладости, а когда чипсы – нет: она сама ест их каждый вечер, и все шкафчики ими забиты.

– Весело было на дне рождения бабушки? – спросила Лина.

У меня перед глазами пронеслась фотка с девочкой. Весело мне не было точно.

– Я опять видел её, – сказал я.

– Кого? – спросил Али с полным ртом чипсов.

А вот Лина поняла. Она перестала жевать.

– Ты говоришь о девочке из гардероба?

– Отец Томми чуть не оторвал ей ухо, – кивнул я.

Лина и Али поморщились. Похоже, они не восприняли мои слова всерьёз.

– Он поднял её за ухо, – сказал я, – и оно чуть не оторвалось.

– А какое отношение отец Томми имеет к этой девочке? – спросила Лина.

Я рассказал об ужине в банкетном зале. О тошнотворных суши. О том, как я устал и как мои глаза скользили по всему залу, пока не наткнулись на неё. Я описал официанта, шипевшего так, что слюни летели во все стороны, и то, что увидел, заглянув в кухню.

– Ей пришлось стоять на цыпочках, чтобы ухо не оторвалось, – сказал я.

Лина задумалась.

– Но за что?

Я пожал плечами:

– Я тоже этого не понимаю.

– Ты совершенно уверен, что это была она? – Али по-прежнему заталкивал в себя чипсы.

– Сто процентов, – ответил я.

– И совершенно уверен, что там был отец Томми? – допытывался он.

Я кивнул.

Мы все втроём погрузились в раздумья.

Наши одноклассники играли в волейбол на площадке. Девочки врубили музыку на полную катушку. О ролике мы больше ничего не слышали. Они вроде собирались с ним что-то сделать? Томми всегда прикладывает максимум усилий, чтобы создать нам как можно больше проблем.

– Мы должны вернуться и поговорить с ней, – сказал я.

– В смысле? – спросила Лина.

– Мы должны вернуться во «Дворец». – Я сделал паузу, а потом добавил: – Сегодня ночью.

– Ты что,