забрать и женщин, но их не отдают.

Марийка ест белый камень.

* * *

1929.

Между ними дрожащий огонь.

Гости замирают, заглядывают внутрь себя.

Лидия и Виктор сидят друг против друга. Она поставила свечу в песок, и между ними дрожащий огонь. В зрачках Виктора его нет. Марш, поверхностный триумф марша поднимает новобрачных с места. Но где приглашающий – этот высокий, с белым платком на руке велеречивый человек? Куда им идти, покажут ли путь к арочным воротам крестная мать жениха и крестный отец невесты? Манна ложится хлопьями на земляной пол. Пусть жених распорядится, чтобы для невесты сыграли туш! Да не один, а три туша, а потом зазвучат три вальса, в которых Виктор закружит Лидию. И никто, никто не осмелится танцевать при них. К платью невесты приколот один подарок – от Виктора.

Впрочем, это лишь игра отраженного огня в зрачках Лидии. Стук барабана и фанфарные сигналы ударяются друг о друга в ее глазах, а радужке ее жениха и неведом рикошет.

Им пора войти в круг танцующих со свечами в руках. Виктор раздражен, он всегда всем раздражен: и свечами в руках подружек невесты, и стоящими на полу подсвечниками, и едва заметной морщинкой на переносице юной Лидии, и ее низким голосом. Их торопят, едва не наступая ему на ноги. «Steh uf! Mach doch! Wider pist tu in dich g’kehrt! So ‘ne dumme Gans!»13 – он снова недоволен ею, и это уже стало его вредной привычкой. Лидия едва сдерживает слезы. Ей кажется, что весь Лилиенфельд печалится о ней, но никому нет дела до несчастной новобрачной.

Все холостые парни танцуют по три вальса с невестой, ее платье уже утыкано подарками, как новогодняя елка. Глазами она ищет Виктора, но он оживленно разговаривает с дружкой, в красивых выразительных руках жениха не водка, как у других мужчин, а красное вино. Лидия не понимает, зачем на Троицу он поставил возле ее родительского дома майское дерево. Кора была содрана с молодой ели, как кожа, красные фрукты и позолоченные орехи подрагивали в зеленой шапке на голове дерева. Разве только карлик, натерев ладони золой, мог бы состязаться в лазании по этой ритуальной елке, но ствол ее был натерт жидким мылом. Вот Лидии и достался карлик.

Свечи, свечи на майском дереве и здесь на полу. Гирлянда вокруг колодца; яйца, булки на ней. Hopsa! – звучит лихой вальс вприпрыжку. Но чей это громкий всхлип? Августин, черноволосый, в красной шапочке, упирается руками в стенки музыкальной шкатулки, тщетно пытается выбраться наружу, а затем бросается к своей волынке, лежащей в самом сердце механизма. Мешок из козьей шкуры начинает издавать громкий пронзительный звук. Гости замирают, заглядывают внутрь себя, вереница августинов сыплется в раскрытую горловину печи, исчезая в раскаленной полынье.

Лидия не хочет уходить вместе с женихом, обреченно смотрит на мать, отца, бабушку. Ничуть не уставшие, музыканты играют на скрипке, флейте, цитре; цитра похожа на мясорубку.

* * *

1930. 1935. 1941.

Рождаясь в Караганде, человек сразу обретает несколько жизней.

Пот капает с ее лба в глаза.

Виктор молча смотрит на беременную жену, пряча кулаки за спину. На ней штопаное ситцевое платье, русые волосы собраны в пучок, лоб нахмурен. Пигмент на ее лице и круглый живот с торчащим пупком вызывают у него раздражение. Чертова кулачка, позарился я, нищий, на закрома твоих родителей, их корову, лошадь, ухоженный огород, родящий сад. Уголь – черный творог. Его дает корова. Язык ее разрезан, как жало. Я теперь сам эта корова, я живу в Караганде. Мое молоко варят, а сыворотку бережно сливают. Тощие бока мои уже почти встретились друг с другом. У охранников много дубья. В доме Лидии я сыпал овес скоту и птице, а матушка в детстве пекла мне овсяные лепешки. Недолго я ел райские яблочки в новой семье. Лилиенфельд, корзина с треснутыми фруктами, ты не так был и хорош, но на Волге немцу все же лучше, чем в Азии.

Через пять-шесть лет Лидии снится сон. Ей уже трудно ходить, на днях роды. Словно вспомнив что-то, Виктор вдруг вскрикивает, хватает жену за локоть, дергает к себе и запевает своим тоненьким неприятным голосом:

Tanz’ mit mir, tanz’ mit mir, schöne Komsomolka! Tanz’ mit mir, tanz’ mit mir eine Hopsapolka!

Испуганная, молодая женщина хватается за живот, грузно садится на скамью. «Nee, tanz! Tanz, Aas!»14 – приказывает Виктор, с наслаждением глядя на ее гримасничающее лицо. С неба льется серебряный звук цимбалы, две колотушки раззадоривают ее струны. Эта