Нашим миром правит бесстыдство, и чем скорее ты это поймешь и скинешь атрибуты древней дикости, тем лучше для тебя.

Чти отца и мать твою, не забывай и благодетелей. Не лезь поперек батьки в пекло, соблюдай субординацию. Поверь, девочка, это главное, что я вынес за всю свою большую и печальную жизнь…»

Но стать полностью цивилизованной для Сашки оказалось намного труднее, чем освоить безупречный маникюр.

На промежуточном этаже двери лифта разъехались. Пахнуло жгучим перцем и кошачьей мочой. В сверкающем зеркалами лифте резко стемнело от высокой, одетой во все черное фигуры. Это был сам Мануэль Бабо, шоколадный полуфабрикат шоу-бизнеса. Капли пота на лице и шее Мануэля были черны, как брызги смолы. Невзирая на жару, Мануэль был облачен в черный люстриновый костюм, черную помятую шляпу с отвисшими полями и остроносые лаковые ботинки.

Костюмчик имел вполне похоронный вид, но сам Мануэль был полон жизни. Задрав подбородок, он надменно перетирал челюстями жвачку и пританцовывал, в упор не замечая Сашки. У каждого чернокожего чувство ритма в крови, так же как и презрение к бездарной белой расе.

Но Мануэль Санчес Бабо не был полноценным негром, всего лишь «четвертинкой» кофейной расцветки. Мода на цветных набирала обороты, и черная звезда Бабо стремительно восходила над чуждым племенем. Не так давно Сашка брала интервью у этого разбитного, ярко разряженного мулата. Такие интервью остроумный шеф-редактор называл «кошачьими поскребушками».

— Ну, придумай что-нибудь сама, — простонал шеф-редактор, возвращая Сашке худосочный материал.

В стеклянной «вертушке» с неизменно любезным постовым Сашка вспомнила, что забыла выставить пароль на свои записи, но не возвращаться же обратно из-за такого пустяка.

Черно-зеркального «форда» Ильи нигде не было видно. Расплющенное закатное солнце било в глаза, плавилось в разноцветных капотах и никелированных бамперах.

Серебристая плоская машина с черным «египетским глазом» вместо окна бесшумно затормозила у ступеней телецентра. Тонированное стекло поползло вниз, из окошка незнакомой машины выглянул Илья и помахал ей рукой. На обочине он распахнул дверь и упругими прыжками понесся по ступеням, дотянулся, поцеловал в губы, уколов модной щетиной, имитирующей романтическую запущенность «последнего героя». Потом схватил за руку и потянул к черной машине.

— Чья это колымага, Илюша?

— Сюрприз. Я же обещал свести тебя с Калифом. Это его машина, поторопись, нас ждут…

— Почему ты не предупредил? — Саше стало неловко и склизко, словно кто-то наблюдал за ней из-за темного стекла, сдирая одежки, как капустные листья.

— Ну, извини, люди такого уровня сами выбирают место и время встреч. Ныряй в машину и не ерепенься…

За рулем сидел тяжеловесный кавказец в темном костюме и черных очках. Потная ладонь застыла на руле. На смуглом волосатом запястье поблескивали платиновые часы, на толстом мизинце лучился крупный бриллиант. Глядя на все эти признаки неоспоримой власти, Сашка испытала мгновенный испуг и пожалела, что с утра оделась как хулиганка. В кургузой облипшей майке и короткой юбчонке она показалась себе раздетой и беззащитной.

Калиф вел машину, почти не глядя на дорогу. Всякая автомобильная мелочь торопливо линяла с его пути.

— Куда хочет барышня? — спросил он у Ильи и, не дождавшись ответа, завернул к центру города. — «Редиссон-Славянская» подойдет?

— Правильнее было бы назвать ее «Редиссон-Чеченская», — заметила Сашка…

— Отлично, — не поворачивая головы, отозвался Калиф. — Туда и поедем.

— Но я одета не для банкета, — капризно вскинулась Сашка.

Ей было беспокойно и неуютно рядом с этим самоуверенным кавказцем.

Калиф зловеще усмехнулся. Затормозив у шикарного магазина, он нашептал в мобильник несколько заклинаний. Через минуту испуганная девушка со значком главного менеджера вынесла из дверей магазина большую коробку с золотыми пломбами-печатями. На заднее сиденье, на Сашкины колени упало черное платье с тяжелым лифом из сверкающих стразов и пышной шифоновой юбкой.

— Оденься, дорогая, — равнодушно сказал Калиф.

— Я не стану это надевать, — прошептала Сашка. — Я не просила покупать мне платье, скажи ему, Илья!

Илья растерянно моргал густыми ресницами.

— Не нравится? — равнодушно спросил Калиф.

Он опустил боковое стекло и запихнул платье в высокую урну. Черные ленты сейчас же взвихрил ветер, прощально полыхнули стразы.

«Он близкий друг Омара Аилова. Постарайся не грубить и аккуратно узнать у него то, что тебе нужно», — прошептал Илья под рокот мотора, так, чтобы не было слышно на переднем сиденье.

В кармане Ильи заверещал телефон.

— Позвольте вас оставить: срочный звонок со студии.

На перекрестке Илья поспешно выпрыгнул из машины и с ободряющей лаской посмотрел на нее.

— Увидимся вечером. Не робей, воробей…

Изучая квадратную спину Калифа, Сашка поднималась по широкой лестнице с полированными перилами из красного дерева. Дверь в отдельный номер была распахнута. Этот ампирный бело-золотой зал в ресторанном комплексе называли «президентским». Оставив ее за столом, Калиф безмолвно удалился, по-видимому в «кабинет задумчивости».

Сашка огляделась: от облицованных мрамором стен веяло прохладой, накрахмаленные скатерти дышали ароматом, который «подается» только в лучших ресторанах мира.

— Почему не захотела платье? — Калиф наскоро вытер руки салфеткой. И, не дождавшись ответа, спросил: — Что будешь есть?

— Снетки в томате, — обреченно выдохнула Сашка.

Нервно подобравшись, как кошка перед прыжком, она не собиралась гасить свое раздражение против Калифа, зная, что он в любом случае даст ей информацию: разменную пешку в сложной игре между конкурирующими фирмами, точнее родовыми общинами — тейпами.

— Зачем грубишь, дарагая? — демонстративно обиделся Калиф. — У нас говорят: собака должна лаять у ворот, а женщина слушать мужчину.

— Давайте хоть познакомимся. Я — Александра Батурина, журналист канала «Апломб». А как ваше настоящее имя?

— Зови меня Беслан.

— А что означает ваше имя, ведь это название целого города?

В президентский номер внесли ужин: легкие закуски, переложенное зеленью жареное мясо и молодое вино. Беслан поднял бокал для тоста.

— Мой род — старинный род. Меня назвали Бесланом в честь деда. Беслан — это огонь. Об этом есть красивая легенда.

Легенда о Беслане

У нас принято воровать невест, потому что мы воевали всегда, сколько помним себя, и своих женщин добывали в набегах. Давно это было, не у каждого джигита в те времена была жена. Сидел Арслан на берегу и точил о скалу свою саблю. По-нашему Арслан — это лев. А на другом берегу красавица Сатане мыла платье в ручье. Увидел Арслан ее белое тело, ее жаркие груди и захотел ее. «Эй, красавица! Иду к тебе!» — закричал он. Но Сатане испугалась и убежала в горы. Не удержал Арслан семя, и пало оно на камень, и камень зачал. После кузнец Тувал раскалил камень и достал ребенка. Он был как огонь. Кузнец ухватил его клещами за пятку и закалял в реке, пока тот не остыл. Его назвали Беслан. Он был сделан из чистой стали, закаленной на славу, только пятка была слабая, человеческая.