На поляну выпорхнули несколько девушек, нагих и чистых, как альбомные листки. Гостям раздали палитры и беличьи кисти. На этот раз конкурс проходил среди гостей.

Натан с достоинством демиурга любовался легким столпотворением, царящим на поляне. Гости с детским восторгом водили кистями по вздрагивающим «творческим поверхностям», расставляя цветовые акценты в наиболее значимых местах. Потеряв самообладание, новоиспеченные художники макали в краски ладони, и на невинных, покрытых «гусиной кожей» выпуклостях рождались футуристические шедевры из разноцветных отпечатков. Потом мастера, слегка взопревшие от полноты творческого процесса, фотографировались в обнимку с моделями, и на их ладонях и мокрых щеках оставались следы золотой и серебряной пыльцы. Сашка сделала несколько снимков Ильи в компании «Шамбалы» и латексной гейши.

— Пойдем. — Разгоряченный вином и близостью мнимо-обнаженных красавиц, он тянул ее в сумрачную глубину рощи.

Под дубами-великанами на берегу маленького пруда золотился рубленый домик. Густые ивы смотрелись в розовую вечернюю воду.

Удерживая за плечи, Илья затолкал ее внутрь чудо-избушки. В душистом самшитовом предбаннике они сбросили одежды и окунулись в жар натопленной сауны. Отлежавшись на душистых скамьях, они вновь и вновь ныряли в сухой терпкий жар. Позади к баньке была пристроена купальня. Сосновые ступени вели в природную купель, и они долго сидели по шею в ласково прохладной воде.

— А теперь ныряй сюда. — Илья подтолкнул Сашку под задок, в сторону едва заметного лаза под стеной. — Поплавай в пруду, отдышись.

Вдохнув побольше воздуха, Сашка поднырнула под сруб. Вокруг пруда кольцом лежали обомшелые валуны. Возле ее лица зыбко покачивались лилии. На деревянном плотике-подносе плавала зажженная свеча. Сашка резвилась, крутилась в воде, раскачивая лилии и свечу. За спутанными прядями ив светилась ранняя звезда.

Что-то с легким плеском скользнуло в воду позади нее. Сашка оглянулась. На месте всплеска колыхалась размытая кровь, по поверхности змеились алые протуберанцы. Беспомощно озираясь, Сашка оступилась, потеряла равновесие, и забарахталась по-собачьи. Из темной илистой глубины на поверхность всплывала истекающая кровью голова. Вынырнула рядом с Сашкой с шумным плеском. Сашка завизжала и рванулась вплавь от кровавого шара. Но в этом месте оказалось до смешного мелко, и она встала, упираясь трясущимися ногами в песчаное дно. Рядом с ней из воды поднялась Вирго и с усмешкой смотрела сквозь мокрые спутанные пряди. Поджарое тело в потеках алой краски поднималось из воды до тонкой талии. Между худых ключиц Вирго темнела крохотная татуировка, похожая на корону или лилию.

С клекотом переводя дыхание, она положила ледяные пальцы на Сашкины плечи и по-змеиному обвила ее, заглядывая за спину. Сашка завизжала и сбросила с себя цепкие когтистые руки, и, неуклюже хлопая по воде, поплыла к купальне.

— Знак, у тебя тоже есть знак… Знак Зверя… — крикнула вдогонку Вирго.

Малиново распаренный Илья блаженствовал на лежанке. Сашка упала рядом, вжалась в него ледяным телом.

— Ты такая холодная! — Играя мягкими от жара мышцами, Илья попытался сбросить ее с лежанки.

— Вирго набросилась на меня там, в купальне. Она была как змея, страшная, гибкая…

Илья нехотя поднялся.

— Успокойся, Санти, ничего же не случилось… Я забыл тебя предупредить. У этой дамы свои причуды, но, поверь мне, вполне безобидные. От этих разрисованных девиц все немного сдвинулись.

— Замолчи… Живо собирайся! Мы едем домой.

Сашка торопливо одевалась, путаясь в белье.

— Ты забыла, наверное, где мы находимся. Здесь нельзя вести себя так.

— Как?

— По-дикарски! Мы испортим Нату праздник.

— Илюша, если ты меня любишь, мы сейчас же простимся и уедем.

Илья раздраженно схватил ее за руку и прошипел:

— Ну, хорошо, посидим часов до двенадцати и уедем.

Гости разъехались на удивление рано. Илья и Саша оказались единственными участниками заключительного действа.

В сад внесли высокие серебряные подсвечники.

— Семь свечей по числу древних планет, очень возвышенно и символично. — Хозяин бала обращался к Сашке с подчеркнуто равнодушным вниманием.

Он с наслаждением показал Илье и Сашке несколько своих любимых карточных фокусов. Она не успевала следить за мельканием карт в ловких мохнатых пальцах. Тузы и пики исчезали и появлялись вновь. До полуночи Натан и Илья перебрасывались в карты. К откровенному удовольствию хозяина, Илья трижды проиграл.

— Слушай, друг, почему ты на скачках всегда проигрываешь, а в карты тебе везет?

— А ты попробуй засунуть лошадь в рукав, — сощурил глаза Натан. — Илья, уступи мне свою очаровательную невесту, я сделаю все, чтобы она хоть на полчаса забыла тебя… Я угадаю ее любимую мелодию с трех нот…

Илья захохотал:

— Угадывай…

— Сашенька, пойдемте со мной. Я покажу вам свою коллекцию. Собирательство игральных карт — моя давняя страсть.

Натан чинно препроводил Сашку в библиотеку.

— Здесь собрано все мое богатство. В этой тишине я забываю мир, и на свет этих свечей являются ко мне самые дорогие гости…

На перламутровом столике белели лилии. На их лепестках еще дрожали капли, должно быть, их принесла Вирго.

Хозяин зажег еще несколько ламп. Окна в библиотеке были плотно завешены. Натан пояснил, что карты хранят вдали от солнечного света.

В глубоких нишах и ящиках покоились деревянные ларчики. Редчайшие старинные колоды хранились с музейными предосторожностями. Каждая карта была запечатана в прозрачный ламинированный футляр. Чем старше была колода, тем большее почтение ей было оказано.

Новейшие карты, например, американские с портретом Саддама Хусейна и его правительства, были небрежно свалены в ящике стола.

— Надо быть глубоким знатоком вопроса, чтобы понять, вернее, ощутить ценность моей коллекции. Вот старые португальские карты, вот карты Мантеньяна, вот «костюмные» карты с портретами коронованных особ, старинные гравированные и трафаретные карты, геральдические и философские колоды. Вот уникальные японские карты, игра в которые возможна только при обоюдном знании японской литературы. Вот комические, порнографические и патриотические колоды… А это современные «стосы», с портретами космонавтов и голливудских звезд. Символика игральных карт коварна. Взгляните — пики, черви, трефы. В этих значках скрыт намек.

— Какой намек?

— Намек на давнее событие, перевернувшее мир. Простые игральные карты хранят его отзвук, как молчаливые свидетели, как зарубки на памяти человечества…

— Не говорите загадками, Натан.

— Никаких загадок. Это довольно известная версия происхождения карт. Итак, после распятия Иисуса Назарея стражники перебрасывались в кости у подножия креста. По обычаю им принадлежали личные вещи казненных. Карты родились на крови и так же, как кровь, справедливо считаются средством общения с духами. Символика игральных карт тщательно продумана. «Крести» это «Треф», что в переводе с идиша означает «скверный». Этот «крест» бьется козырной шестеркой. «Козырь» — это «кошер», то есть «чистый», «кошерный». Вам понятно? «Черви» — это губка на трости, этой губкой освежили уста мученика, предварительно пропитав ее уксусом. «Бубны» — четырехгранные гвозди, не правда ли, очень похоже. «Вини» — это пика, копье Лонгина-сотника, иначе Копье Судьбы. Этим копьем римский центурион пронзил ребра распятого так, что истекла кровь и вода. В этот миг полуслепой вояка внезапно исцелился и в дальнейшем примкнул к последователям нового учения. Священное Копье прошло долгий путь. Первое упоминание о нем можно найти в Библии, в Книге Чисел. Этим копьем первосвященник Фенес остановил опасное смешение иудейских мужчин с женщинами чуждого племени. Не тратя времени на уговоры и агитацию, Фенес пронзил первую попавшуюся парочку прямо на беззаконном ложе, то есть поступил как первый в истории человечества нацист. Это копье держал в руках Иисус Навин, когда солнце остановилось в небе, дабы иудеи довершили свою победу. Его сжимал в руках царь Ирод Великий, когда отдавал приказ об избиении иудейских младенцев. Надо сказать, что две тысячи лет назад римляне уже не воевали копьями, и в руки центуриона Гая Кассия Лонгина копье вложили люди, посвященные в его тайну. Копье держал в руках Наполеон после битвы при Ватерлоо. Через два столетия за пыльной музейной витриной его узрел Адольф Шикльгрубер, живописец среднего дарования. Он услышал взыскующий голос копья и пообещал насытить его кровью. Надо ли уточнять, как именно он исполнил свое обещание?