Последовала пауза, во время которой члены комитета переваривали информацию. Затем Эванс, который, подобно Петигрю, питал слабость к миссис Роберте, добродушно попросил:

— Может, вы расскажете о нем, миссис Роберте? Прежде всего, как его зовут?

— Тадуош или Тадауш… О боже! Никак не могу запомнить, не говоря уж о том, чтобы произнести. Я где-то записала…

Она порылась в сумочке, извлекла обрывок бумаги и передала Эвансу. На нем заглавными буквами было начертано: «Тадеуш Збарторовски».

— Н-да, — уклончиво произнес Эванс, — вижу, что он поляк.

— Это человек, заслуживающий самого глубокого уважения, — заверила миссис Роберте. — Он сказал, что не может вернуться в Польшу, опасаясь резни, — если он вернется, я хочу сказать. Мне очень хотелось бы помочь ему, и я пообещала…

— Понятно. Но почему вы думаете, что он умеет играть на кларнете?

— Но он действительно кларнетист! Сейчас он играет в оркестре «Сильвер свинг данс» — конечно, только по вечерам. Я думаю, когда он не играет, он работает на черном рынке, — это так грустно, не правда ли? Но он с большим удовольствием играл бы в настоящем оркестре, я знаю.

— Думаю, едва ли… — начал Клейтон Эванс.

— Перед войной он играл в Варшавской опере, — будто вспомнив, добавила миссис Роберте.

— О! Это совершенно другое дело. Если ваш друг действительно таков, как вы говорите, думаю, мы сможем что-нибудь для него сделать. — Эванс взглянул на свои часы. — Уже довольно поздно, а нам еще нужно обсудить программы для трех остальных концертов сезона. Диксон, кажется, вы что-то знаете о Польше. Не возьмете ли на себя труд навестить этого человека, и, если он действительно такой квалифицированный музыкант, как утверждает миссис Роберте, действуйте по своему усмотрению и, если нужно, наймите его.

— Я запросто с ним разберусь, — мрачновато сказал Диксон. — Недаром я прожил в Варшаве целых пять лет.

— Ну а теперь что касается второго концерта, — продолжал Эванс. — Я предлагаю…

На этом пункте повестки дня почетный казначей Маркширского музыкального общества погрузился в объятия Морфея.

Для миссис Бассет самый волнующий момент вечера наступил, когда члены комитета удалились. Следуя привычке, превратившейся в негласное соглашение, Эванс задержался на несколько минут поболтать, благопристойно потягивая бренди с содовой, приготовленный ее собственными аристократическими ручками. Это был восхитительный момент редкой близости со своим кумиром, которым миссис Бассет от души наслаждалась.

— Что ж, Шарлотта, — прервал молчание Эванс, — мне кажется, собрание прошло вполне прилично, не так ли?

— Вы превосходно его провели, Клейтон. Впрочем, как всегда.

Ни единой душе не доводилось слышать, чтобы миссис Бассет в присутствии посторонних называла его иначе, чем мистер Эванс, в то же время со дня смерти мистера Бассета, случившейся десять лет назад, ни один смертный не осмелился назвать ее по имени. Взаимное и скрытое от посторонних обращение друг к другу по имени неизменно вызывало у нее волнующее чувство причастности к греховному удовольствию.

Слегка порозовев, она продолжила:

— Вы не думаете, что с мистером Вентри возникнут какие-либо проблемы?

— Полагаю, ни малейших. Он действительно недурной исполнитель, когда предается музыке всей душой, и пьеса Генделя вполне ему по силам. Думаю, он заслуживает награды за свои деньги. Хотя придется повозиться с настройкой органа. Нужно будет поговорить с городским органистом.

— Право, я думала не об этом, а о мистере Кларксоне. Кажется, мистер Вентри очень огорчился из-за него.

— Вряд ли нам стоит волноваться по этому поводу, — беспечно отреагировал мистер Эванс. — Скоро он забудет об этом. Так или иначе, но приглашать Кларксона в оркестр совершенно невозможно. Буду только рад полностью от него избавиться. И почему нам не пригласить кого-нибудь заняться духовиками всерьез?

Но в данный момент миссис Бассет не интересовал вопрос духовых инструментов.

— Должна заметить, для мистера Вентри не очень типично проявлять подобную озабоченность по отношению к другу-мужчине.

Эванс рассмеялся:

— В самом деле, насколько я знаю, он не прославился в этом направлении. Сам я не очень разбираюсь в таких делах, но…

Миссис Бассет сурово поджала губы.

— Вероятно, дело в миссис Кларксон, — задумчиво сказала она. — Нужно будет навести справки.

— Вы полагаете, в этом-то и кроется интерес мистера Вентри? В таком случае это определенно самый необычный мотив, чтобы пытаться втолкнуть в оркестр заведомого неудачника. Но не слишком ли у вас разыгралось воображение, Шарлотта?

— Возможно, Клейтон. Но боюсь, мистер Вентри весьма сложный человек, пожалуй, даже чрезвычайно сложный. — Она озабоченно покачала головой и добавила: — И большой любитель женщин. Что совершенно не согласуется с моим представлением о том, каким должен быть мужчина.

— Совершенно верно, — тихо проговорил Эванс, обращаясь к своему стакану с виски.

Он достаточно хорошо знал свою Шарлотту, чтобы воспринимать ее замечание буквально, но нарисованный ею портрет идеального мужчины, которому непременно следует быть мелким женоненавистником, даже ему показался слишком неестественным. Желая сменить тему, он сказал:

— Надеюсь, вам нравится принятая программа концертов.

— Ну конечно! — Миссис Бассет пустилась выражать свою преданность, умудряясь внести намек на упрек, что ее преданность может быть подвергнута сомнению. — Я немного опасалась, что может возникнуть маленькая неловкость, когда упомянули имя Люси Карлесс, но, к счастью, все обошлось.

— Неловкость? Я знаю, что Люси иногда бывает весьма неловкой, но почему кто-то может испытывать это чувство из-за нее?

— Разве вам неизвестно, что мистер Диксон был ее мужем? — со значением вопросила миссис Бассет.

— В самом деле? Мне известно, что Люси была замужем до теперешнего брака, но я не связывал ее с мистером Диксоном. Боюсь, я слишком плохо разбираюсь в людях. Но вы уверены в этом?

В руках миссис Бассет словно сам собой материализовался «Дебретт».

— «Женат первым браком в 1937 году (брак расторгнут в 1942 году) на Люсиль, единственном ребенке графа И. Карлессофф; второй раз в 1945 году на Николе, старшей дочери Генри Минча, эсквайра», — прочитала она. — Хотелось бы мне знать, кто такой Генри Минч, — добавила она, — но мистер Диксон очень скрытен.

— Что ж, Люси молодец, — заметил Эванс. — Должно быть, она единственная скрипачка с иностранной фамилией, которая предпочитает выступать под английской. Она всегда была своевольной особой. Но, надеюсь, я не дал маху с Диксоном.

— О нет! — заверила его миссис Бассет. — Ему это совершенно безразлично. Он даже как-то пошутил на этот счет. Не помню точно, что он сказал, но это было очень остроумно. В наше время люди относятся к разводам слишком легкомысленно, не могу понять почему. Но сегодня вечером у мистера Диксона наверняка был более важный предмет для размышлений, чем бывшая супруга. Как вы думаете, не следовало ли мне поздравить его? Это так неловко.