После лекции разношерстный контингент футуристов перебрался в обитый дубовыми панелями паб в Блумсбери, чтобы немного выпить. К тому времени, как я сел за стол с пинтой пива, по группе распространился слух о моей работе над книгой о трансгуманизме и связанных с ним вопросах.

– Вы пишете книгу! – воскликнул Андерс, очевидно, довольный этой мыслью.

Он указал на том в твердом переплете, лежащий передо мной на столе, – книгу об отрубленных головах[2], которую я купил и носил с собой весь день.

– Это та самая книга, которую вы пишете?

– Что, эта? – удивился я, подумав, что сейчас была бы кстати какая-нибудь замысловатая трансгуманистическая шутка о криогенном хранилище голов или о путешествиях во времени. И добавил: – Нет, эта уже написана. Я пишу книгу о трансгуманизме и о смежных темах.

– О, превосходно! – ответил Андерс.

Я не был уверен, правильно ли понял, что он хотел этим сказать. Я был готов возразить ему, что книга, которую я планирую написать, может сильно отличаться от той, которую он и другие трансгуманисты посчитали бы превосходной. Неожиданно я почувствовал себя чужаком среди всех этих рационалистов и футуристов, странным и даже немного жалким, с моей старомодной записной книжкой и ручкой в современном цифровом мире.

Мое внимание привлек кулон на шее Андерса – вещица, очень похожая на те религиозные медальоны, которые носят особо благочестивые католики. Я собирался спросить об этом кулоне, когда привлекательная француженка захватила его внимание вопросами о загрузке разума в машину.

Молодой человек аристократического вида, сидевший слева, повернулся ко мне и спросил, что за книгу я пишу. Элегантно одетый, с аккуратно уложенными волосами, он представился как Альберто Риццоли из Италии. Говоря о моей книге, он упомянул, что его семья когда-то занималась издательским бизнесом. И только гораздо позже, когда я просматривал свои заметки, мне пришло в голову, что Альберто – несомненно, потомок медийной династии Риццоли, внук Анджело Риццоли, продюсера фильмов Федерико Феллини «Сладкая жизнь» (La Dolce Vita, 1959) и «Восемь с половиной» (8½, 1963). Он обучался в бизнес-школе имени Джона Касса в Лондоне и создавал технические стартапы, связанные с печатью 3D-моделей для начальной школы. Ему был 21 год. К трансгуманизму он пришел еще подростком.

Он сказал: «Я не могу представить себя в тридцать лет без каких-либо модификаций».

Мне самому было уже тридцать пять, совсем как Данте на момент его видений, – середина пути моей жизни. И я, плохо это или хорошо, был без каких-либо модификаций. Я также был взволнован идеей когнитивных улучшений, о которых Андерс говорил на лекции, и заинтригован мыслью о том, что полезного технологии могут сделать для меня. Они могли бы, например, освободить меня от необходимости делать заметки во время разговора с трансгуманистами ручкой, позволяя вместо этого записывать информацию на некий внутренний наночип с возможностью последующего идеального воспроизведения, или, скажем, предоставить мне дополнительную контекстную информацию в режиме реального времени о том, что дед того молодого итальянца, с которым я говорил, продюсировал фильмы Феллини.

Седой мужчина в спортивном пиджаке и дорогой рубашке сел напротив меня и Альберто и удобно расположился рядом с Андерсом, ожидая момента, чтобы включиться в его диалог с француженкой. Тем временем он угостился фисташками из тарелки Андерса, и один орешек заскочил ему за воротник. Я наблюдал за тем, как он поймал сбежавшую фисташку между двумя нижними пуговицами рубашки, быстро осмотрел ее и незаметно проглотил. В этот момент наши взгляды встретились, и мы любезно улыбнулись друг другу. Он вручил мне свою визитку, из которой я узнал, что он занимается бизнесом в сфере профессионального прогнозирования будущего. Я хотел было пошутить о том, что такая привлекательная визитная карточка – старомодный метод знакомства для футуриста, но потом передумал и просто положил ее в переполненную секцию кошелька, служащую последним пристанищем для подобных вещиц.

По словам бизнесмена, он начинал карьеру с исследований в области искусственного интеллекта, а теперь зарабатывал на жизнь как основной докладчик на бизнес-конференциях, консультируя корпорации и бизнес-лидеров о тенденциях и технологиях, которые могут подорвать их сферы деятельности. Он не говорил, он выступал – оживленно и слегка отвлеченно, с выразительной и непринужденной жестикуляцией и оптимизмом прогнозируя масштабные и ужасные разрушения. Он говорил со мной о тех изменениях и возможностях ближайшего будущего, когда искусственный интеллект произведет революцию в финансовом секторе, и большинство юристов и бухгалтеров будут сокращены – их дорогой ручной труд станут выполнять все более и более умные программы. Он говорил со мной о будущем, в котором законы жизни будут вписаны в механизмы; о будущем, в котором автомобили будут сами штрафовать водителей за превышение скорости; о будущем, в котором отпадет необходимость в водителях и производителях автомобилей, учитывая, что, подобно кораблям-призракам, напечатанные на 3D-принтере машины станут появляться в автосалонах, созданные в точном соответствии с требованиями конкретного заказчика.

Я заявил, что обнадеживающий аспект моей работы писателя заключался в том, что в ближайшее время меня вряд ли заменит машина. Я признал, что не могу заработать много денег, но я по крайней мере мог не бояться быть выброшенным прямо с рынка труда гаджетом, который стал бы моей более дешевой и эффективной копией.

Мой собеседник слегка наклонил голову и поджал губы, как бы размышляя, позволить ли мне такую успокаивающую отговорку.

– Конечно, – произнес он, – полагаю, что некоторые виды журналистики не будут заменены искусственным интеллектом. В частности, аналитика. Людей, возможно, всегда будут интересовать мнения других настоящих людей.

Хотя наиболее популярные произведения и не подвергались прямой угрозе, по его словам, некоторые пьесы, фильмы и произведения художественной литературы уже были написаны компьютерными программами. Правда, эти музыкальные и литературные творения были не особо качественными, как он слышал, но нельзя отрицать, что компьютеры, как правило, очень быстро совершенствуются в том, что поначалу им не очень удается. Полагаю, он считал, что я и люди, такие как я, – всего лишь расходный материал, как и все, кто окажется не у дел в будущем. Я хотел спросить его, думал ли он о том, что в конечном итоге компьютеры могут заменить даже основных докладчиков и что всех мыслителей последующего десятилетия можно будет пересчитать по пальцам одной руки. Но я понял, что, какой бы ответ на поставленный вопрос он ни дал, с его стороны это будет самодовольное подтверждение его идей, и поэтому я просто решил включить в книгу историю про фисташку, застрявшую в его дорогой рубашке, как акт мелкой и тщетной мести, а также своего рода неуместного абсурда, который, несомненно, был бы ниже достоинства и писательского профессионализма искусственного интеллекта.