него из-под ног. — Я не знаю, что сказать… — он решительно поднялся со стула во весь рост. — Если вы не лжете… Если все это правда…

— Ну конечно это правда, поддержите, друзья! — весьма прозрачно намекнул Ирвин, тоже поднявшись со стула.

— Да-да! Послушай его! Он прав! — наперебой заголосили друзья, поднимаясь со своих мест. — Пойдем с нами! Не пожалеешь!

— Эй, прощелыга, а ну-ка тащи самое лучшее пиво! — властно распорядился Эббот. — Сейчас мы покажем, как в королевстве принимают почетных гостей! Что там у тебя?

— Могу предложить вам нашу знаменитую брагу, — процедил гоблин.

— Давай ее сюда! — обрадованно кивнул Эббот.

Гоблин бросил раздраженный взгляд на бригантину, и та мигом отделилась от стены и поплыла по воздуху в направлении гостей. Затем как-то странно застыла над их головами, словно обидевшийся гоблин собирался обрушить судно, но в последний момент, видимо, все же сдержался, и корабль плавно опустился. Краники повернулись, брага полилась в кружки направо и налево.

Зал в мгновение ока наполнили шумные разговоры и звяканье посуды. Но вскоре слово решил взять Эббот:

— Ну что, друзья, послушаем, что надумал наш глубокоуважаемый великан?

Зеленокаменный детина вновь привстал с места, окинул взглядом каждого из компаньонов, набрал воздуха в грудь и с чувством произнес:

— Мои кулаки к вашим услугам, друзья! Даю Слово Камня, что проведу вас до самого конца!

— Отлично! — поднял кружку гвардеец. — За это и предлагаю выпить! А ты, прощелыга, не забудь пожелать нам хорошего сна и спокойной дороги на рассвете! За дружбу! За службу! И за короля!

— За дружбу, за службу и за короля! — грянул хор голосов Люморы, Рокуэлла, Полония, оруженосца и двух поддатых эльфов, которые поддержали тостующих, не отрываясь лицами от стола.

Раздался звон кружек, и приятная беседа продолжилась. Лишь мальчишка-оруженосец многозначительно смотрел на застывшую у пивной бочки красавицу Берту, которая тоже искоса поглядывала на него и застенчиво поглаживала пальчиками собственную светлую косу.

Глава 2. Некромантулы

Черногривая лошадь ступала медленно и осторожно, явно чувствуя призрачную угрозу. Это было неудивительно — Эригонский лес не прощал чужих ошибок. Август Полоний никак не мог отделаться от этих мрачных мыслей с того самого момента, как они дружной гурьбой покинули гостеприимную «Брагантину» и продолжили путь в дальние края. Туда, где заканчивались владения Его Светлейшества и начинались владения госпожи Удачи.

По правую руку от Полония на статном белоснежном скакуне ехал барон Рокуэлл, а следом, на тощей серой лошаденке, передвигался мальчишка-оруженосец. Оба хранили молчание, как и полагается опытным путешественникам в чужой земле, когда любая выкинутая глупость или неосторожно сказанное слово могут привести к весьма печальным последствиям. Безусловно, мальчишка страшно боялся Эригонского леса, но старался не подавать виду, чтобы не разозлить господина. Сам Рокуэлл, очевидно, погрузился в нелегкую думу, поскольку за последние пятнадцать минут не меньше восьми раз дотронулся до своих усов. Полоний даже догадывался, о чем, вернее, о ком барон сейчас думает: фигура в фиолетовом плаще ехала на пепельно-вороной лошади прямо перед ним.

Полоний улыбнулся. Его откровенно забавляло, как этот грубый, спесивый и самоуверенный идиот всего за один вечер превратился в ничтожного раба любви, который с радостью позволил надеть на себя «тяжелые колодки».

«Такой расхлябанный принц на белом коне никуда не годится, — размышлял Полоний. — У него же растерянность на лице написана. Если сейчас сзади подкрадется запойный сатир и попытается с похмелья прикончить Рокуэлла, тот даже усом не поведет».

И все же больше, чем телячьи нежности барона, жреца волновала только сама пассия Рокуэлла.

Вернее, цвет ее глаз.

Они стали голубыми.

Полонию приходилось кое-что слышать об этой редкой магии. Еще со вчерашней встречи он понял, что эта ведьма не так проста и может запросто вытащить из своего фиолетового плаща пару козырей. Может быть, она намеренно охмурила барона, чтобы переманить его на свою сторону? Ох, непроста девка, ох, непроста… Полоний чувствовал — что-то изменилось с момента их вчерашней пьянки в «Брагантине»… Какие-такие тайны скрывают эти так называемые компаньоны?

Не нравится ему все это…

Жрец машинально поднял руку и сделал перед лицом круговой жест, которым всегда воздавал почтение Богу Феру. К несчастью, в этот раз широкие хвойные ветви загораживали лучезарный лик Бога, а может быть, Фер гневался и сам не хотел показываться Полонию. В подобных случаях Бог часто призывал своего сына Атмоса, который закрывал Фера тучами и метал в провинившихся молнии, но все верующие испокон веков знали, что даже в гневе Богов сокрыта истинная любовь, ибо без дождей не было бы урожаев, а была бы засуха.

Гвардеец Ирвин Эббот, ехавший впереди вместе с Люморой, с любопытством обернулся на компаньонов. Набожный Полоний чертил в воздухе знак Фера, а барон презрительно поглядывал на жреца. Заметив, что за ним следят, Рокуэлл неуклюже отвел глаза и сделал вид, что ищет что-то жутко важное в лесу, но через несколько секунд сосредоточил жадный взгляд на каштановых волосах девушки. Эббот не мог этого не замечать, от него тоже не ускользнуло вчерашнее странное поведение барона, когда тот, окончательно захмелев, потребовал угостить даму «чем-нибудь получше, чем эти дрянные помои». А уж как он заглядывался на Люмору, когда она смотрела на других компаньонов… Эббот усмехнулся. В юности он и сам был тот еще ловелас, однако честь и долг всегда стояли превыше всего, поэтому однажды Ирвин как следует взялся за гранит науки и начал осваивать магию — самый сложный теоретический раздел, который, впрочем, при успешном освоении позволял занять один из самых желанных постов при дворе Его Светлейшества — пост гвардейского мага. И Эббот добился своего. Даже больше того — король поручил именно ему, элитному магу высокой квалификации, возглавить отряд, посланный на поиски артефакта невиданной силы.

Эббот был добряком, праздным философом и весельчаком. Он считал, что резать правду-матку нужно только острой шуткой. И что настоящее добро должно быть не просто с пудовыми кулаками, но и со свинцовыми башмаками. Подобные легкомысленные фразочки часто привлекали к гвардейцу всех страждущих представительниц прекрасного пола, но Ирвин постоянно отшучивался, что им нужно не его исцеляющее добро, а лишь его жалящий язык. Люмора явно не принадлежала к числу подобных женщин. Гвардеец не видел в ней никакого смущения или подавляемой страсти, даже с бароном она слегка флиртовала исключительно из праздного любопытства. Во всяком случае, так казалось Эбботу.

Что же касается Августа Полония, то Ирвин знал, что его присутствие в отряде необходимо, поскольку он уравновешен, рассудителен и, как все жрецы, за свои смиренные молитвы получает бесценные