сломалось, словно какая-то ниточка внутри оборвалась. Те маленькие, искореженные и изуродованные трупы несчастных деток еще долго стояли у него перед глазами.

Когда у их предводителя, в лице которого читалась лишь слепая, безумная преданность своей вере, на запястье захлопнулись наручники, он упал на колени и, разрывая голосовые связки, проорал «ОН ПОМИЛУЕТ НАС! ОН УСЛЫШИТ! ВЕЛИКИЙ БЕЗЛИКИЙ СПАСЕТ НАС ОТ ОКОВ ЭТОГО МИРА». Он орал это до тех самых пор, пока Асмер ударом по голове не лишил его сознания. После увиденных им распятых и прибитых к доскам детей, Асмер уже не мог сдерживаться. Он все бил и бил обмякшего сектанта, голова которого превратилась в кровавое месиво, пока его не оттащили товарищи.

Следующие несколько ночей Асмер не спал, боялся, что увидит во сне изуродованных детей или убитого им сектанта. Но, когда все же уснул, кошмары так и не пришли, и с тех пор, подобные сны перестали ему сниться, словно какой-то внутренний передатчик, наконец, настроился на частоту ужасов Атифиса, перестал конфликтовать с ней.

***

Однако сейчас перед ним был не кошмар. Это была ужасная реальность, и такого, Асмер мог поклясться, он еще не видел. Когда дверь только открылась, он подумал, что это заходящее солнце своими мягкими лучами освещает комнату багровым светом. Правда, поймал себя на мысли, что для заката еще слишком рано. Солнце стояло высоко, да и вряд ли смогло бы пробиться через плотные шторы.

Это была спальня, довольно большая и хорошо обставленная. По левую стену стояла огромная двуспальная кровать с золотым тиснением и резьбой в изголовье, а по правую – стол с большим зеркалом и множеством тюбиков косметических средств, платяной шкаф и два кресла. Комната могла показаться уютной, если бы не одно но.

Она была сплошь залита кровью. Багровая, загустевшая жидкость неровным слоем покрывала каждый миллиметр стен, потолка, пола и мебели, бугрилась и шла волнами, походя на рельефную карту. Создавалось ощущение, что неопытному маляру поручили покрасить стены, но он переборщил с краской.

Асмер застыл, рассматривая спальню, и ни одна морщинка на его лице не дрогнула, когда он рассматривал стены, но, вот взгляд детектива упал на середину комнаты под потолком, там, где висела хрустальная люстра, почему-то абсолютно чистая, и губы его невольно скривились. На мясницком крюке, привязанном к люстре, висела голова мужчины. Белая, вздувшаяся от многочисленных кровоподтеков, ссадин и синяков восковая маска ужаса – лицо смерти, лицо мертвеца. Два выпученных, налитых кровью глаза и неаккуратные обрывки из кожи, костей и мяса вместо шеи. Капли крови, крупными гроздями орошающие обрубок плоти, собирающиеся в складках, лоскутов кожи и с глухим стуком падающие на пол. Асмер видел, как очередная капля растет, как кровь скапливается на куске мяса, а затем падает вниз, медленно ударяется о пол и взрывается крохотным фейерверком.

– Асмер, – откуда-то издалека он услышал голос комиссара, но не предал ему значения: глухой стук капель о пол почти полностью заглушил его.

Кто-то потряс его за плечо. Асмер встряхнулся. Слева от него стоял комиссар.

– Да…Да… – задумчиво пробубнил Асмер. – Я что-то…

– Убитого звали Арне Кристенсен, 32 года, викарий церкви Крови, – произнес комиссар.

– Семья, дети? – Асмер постепенно приходил в себя.

– Жена и две дочери, местонахождение неизвестно. Мы уже объявили их в розыск.

Асмер подошел к столу, где под слоем крови виднелись очертания рамок с фотографиями. Он взял одну из них в руки. Стекло было заляпано кровью, и Асмер, сняв грязные перчатки, аккуратно вытащил из рамки снимок. В его центре, широко улыбаясь, стоял мужчина в светлом костюме и обнимал жену в легком голубом платье, а две девочки близняшки в белых сарафанах обнимали родителей с двух сторон. Все они улыбались и выглядели счастливыми. Сзади них, за деревьями виднелось здание собора со спиралью обвивающим его каменным змеем.

Детектив еще взглянул на фото мужчины. Сходство виднелось. Это была определенно голова викария, хотя под мертвенно-бледной, синеватой маской и вздувшимися венами на лице, это было, оконечно не так очевидно. Впрочем, Асмер имел за плечами подобный опыт и мог примерно представить, как выглядел труп до своей смерти. Он отложил фотографию в пакет для улик, и подойдя к середине комнаты, присел на пол.

С головы несчастного Арне Кристенсена все также капала кровь, но звук падения капель теперь, когда голова Асмера прояснилась, казался не глухим, а, наоборот, звонким, словно они падали не на паркет, а на металл. Асмер присмотрелся, и, действительно, там, где капли ударялись о пол, под слоем крови, виднелось что-то темное и круглое. Он подошел ближе и рукой в перчатке расчистил это место на полу.

– Есть мысли какие-то? – наблюдая за ним, спросил комиссар.

Там лежал темно бронзовый медальон с каким-то непонятным рисунком, который из-за прилипшей крови было сложно рассмотреть. Асмер попытался стереть ее пальцем, но ему это не удалось. Тогда он тоже, как и фотографию, поместил медальон в пакет для улик и передал комиссару.

– Синий язык, выпученные глаза, бледное лицо… Даже не знаю, я бы мог предположить, что его задушили… Трудно что-то сказать, надо сначала установить, когда наступила смерть – до или после обезглавливания. Да и я, сам знаешь, далеко не Брестон, так что давай подеждем, что скажет он…

– Все же есть тут кое-что странное…

Асмер посмотрел на свои запачканные кровью туфли, а затем на следы, которые остались от его обуви на полу.

– Скажи мне…Кто-то заходил сюда до нас тобой?

– Нет, никто, даже криминалистов не пускал, – ответил комиссар.

– А Йокин? Чего он такой зеленый?

– Он приехал на вызов, служанка вызвала. Так что он был первым, кто все это увидел, кроме самой служанки конечно. Но сюда они не заходили, насколько мне известно. Может он и никудышный полицейский, но следы пока затаптывать не додумался.

– Тогда странно, что здесь не осталось никаких отпечатков обуви. Убийце пришлось бы постараться, чтобы не запачкать ноги в крови. С одной стороны, он был достаточно аккуратен, чтобы не оставить видимых следов, а с другой мог просто спрятать труп, а вместо этого устроил тут целое представление. Если бы он хотел просто убить, то зачем все это? Нет – убийца хотел привлечь внимание, передать послание. Вот только что оно означает, я понятия не имею.

– А ты не подумал, что это просто псих, которому нравиться устраивать подобное, показывать плоды своих трудов? – вставил комиссар.

– Сомневаюсь. Я тоже подумал бы, что это просто очередной сумасшедший, но медальон меня переубедил. Может, конечно, у нашего героя не все дома, но вряд