мне туда ходить, хоть и осы там летали. Главной ценностью тогда у бабушки были банки. Стеклянные банки и крышки от них — не железные, а резиновые, что ли. За эти банки тряслись, а я что-то забылся: пошел, как обычно, яйца взял, и банку сметаны мне налили. Иду себе и вижу: вдалеке девчонки на качелях качаются. Я решил повыеживаться и давай эту банку, полную сметаны, подкидывать и ловить одной рукой. Приноровился, чем ближе к ним, тем выше банку подкидываю. И вот мимо них с таким длинным вздернутым носом прохожу, аж сам себе рад! Одним глазом на соседскую девчонку посмотрел, отвлекся, и банка пролетела в миллиметре от руки. Разбилась вдребезги! Девчонки хохотали, им тоже за банки доставалось. А я еще выше нос задрал, рукой на эту банку с медленно растекающейся сметаной махнул и дальше пошел, типа ничего и не было. А у самого сердце в пятках, сопля на плече! Получу, думаю, сегодня. И получил, конечно. Но бабушка новую банку дала, я снова пошел на рынок и на этот раз не паясничал.

— До сих пор этих банок боюсь.

— У меня стоит парочка дома с квашеной капустой. Сама закатывала. Морковки только на этот раз добавила и сахара побольше.

— Я помню… Помню день, когда впервые увидела снегиря. Я росла в городе, и мы были повернуты на мобильных телефонах, все время о них судачили в школе. Нам казалось, что будущее наступило. В тот день я тайком взяла в школу мамин новенький сименс А52 и тревожная шла домой — с мыслью о скорой расправе за содеянное. А у моей парадной самой обычной панельной пятиэтажки на рябине сидел краснопузый снегирь! Я смотрела на него, затаив дыхание, все вокруг, включая телефон, все тревоги и терзания просто исчезли. Ничто не шло в сравнение с той радостью, которую я испытала. Мое сердце трепетало. Я, перевозбужденная таким открытием, пролетела все три этажа вверх по лестнице, плюнув на лифт, забежала домой и с самыми яркими эмоциями стала рассказывать про птицу! Мама возразила, что такого не может быть и я себе все напридумывала. Что такие птицы водятся только в лесу. Я расстроилась, но я видела то, что видела! Конечно, в детстве ты не понимаешь, что не все могут визуализировать слова, проносить сквозь буквы целые картины, пейзажи. Не всем дано почувствовать через рассказ красоту момента. Но у меня осталась моя тайна — я видела снегиря. Кстати, за телефон меня не ругали, у мамы и папы были гости. Они выпивали и им, по большому счету, было не до меня. Еще в тот день тетя Люда привезла кассету с фильмом «Титаник». Я до сих пор не могу смотреть фильмы с водой, льдом и кораблями. «Пираты Карибского моря» прошли мимо меня!

— И у меня был сименс А52! Черненький!

— А у меня была нокиа 3310, мы называли этот телефон кирпичом. Сейчас, когда я купил новую модель айфона, все чаще вспоминаю этот кирпич.

— Так она в сравнении с сименсом и была кирпичом!

— У меня тоже была нокиа.

— И у меня.

Еще немного погудели про телефоны, зажглась новая лампочка.

— Мое детство проходило в сибирской деревне. Так уж случилось, что мама ушла от папы, и мы уехали жить к бабушке. У нее на тот момент уже другой дед был, не мой родной, но там все почему-то близкими становились, не цапались по пустякам. Жили и жили. Конечно, у нас свое хозяйство было: коровы, козы, кролики, гуси. Зимой воду и себе, и коровам таскал, хлев чистил, дрова пилил «двуручкой» — пила такая была ручная. — Послышалось несколько одобрительных поддакиваний. — Зимой, как и все, с горки катались, только у нас особый шик был — тонкие металлические листы. Берлоги тоже рыли. Еще меня дядя таскал с собой на подледную рыбалку, и я обожал это дело, у меня даже клевало лучше, чем у самого дядьки! Возвращались с озера под утро: ни много ни мало — три-четыре километра идти, а сумки полные рыбы! Окунь, щука, сорожка, ее еще плотвой кличут, ротан. Мама дома рыбу чистила, я помогал, потом жарили. Пальчики оближешь! Я, кстати, в Питере приноровился на корюшку ходить. Конечно, в магазине уже не то. Еще к нам в деревню специальный москвич приезжал — магазин на колесах, каждый раз праздник был! А у нас-то в кармане дыра только, а не деньги, но нам и посмотреть просто было в радость. Хотя я сейчас понимаю, что привозили все самое необходимое: булку, сдобу всякую, масло, молоко, конфетки.

Мужчина замолчал ненадолго и продолжил:

— Летом у нас еще больше забот было: огород поливать и пропалывать, картошку сажать и окучивать, колорадского жука собирать и морить. Сено нужно было косить, коров с телятами пасти, воду принести, дрова заготовить, родным подсобить во всем. На реку и гору сходить, с мальчишками палками подраться. Дед частокол учил делать, мама показывала, как носки штопать, я с удовольствием наблюдал, как бабушка тесто месила, а из него потом пироги получались. Любил смотреть на закат в конце дня: окно мое выходило в поле, и я видел, как меняются краски, как затихают птахи, всякие насекомые перестают стрекотать. Я любил топить печь и всматриваться в живой огонь. Любил идти куда-то, неведомо куда, и возвращаться в теплый дом. Бывало, промокнем с парнями под дождем, напрыгаемся по лужам, извозимся в грязи и бежим по домам. Там чай горячий с малиной, а если и затрещину дадут — нестрашно. Это я сейчас различаю, где затрещина с добрыми чувствами, а где — от малодушия и злобы. Тогда, в детстве, мне все по любви было.

Загорались лампочки, улыбались люди. Зал со зрителями становился все темнее.

— Я в городе росла, в садик ходила. Помню, вместо качелей там были шины. Мы не были богаты: папа военный, мама домохозяйка. Недавно приезжала к ним и залезла в альбом с фотографиями. Забавно, я совсем забыла, что в детстве больше всего на свете любила прыгать на батуте! У меня куча фоток с батутов! Есть фото из Москвы и из Великого Новгорода, где жили бабушка с дедушкой. Меня возили на аттракционы нечасто, но родители очень старались меня порадовать. А когда ехать было некогда или не хватало денег — я отправлялась во двор, где было сокровище — пружинный каркас от кровати. Я забиралась на него и прыгала от души! А если еще и дождик пройдет и лужи появятся, то