Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А здесь я снова пленница. Никто не должен знать, что я нашлась и нахожусь в доме отца. Ради моей безопасности.
Алишер - ускользнул.
Я в нем не сомневалась.
Гордей - не приехал.
Это очень больно…
Я хочу к Гордею… До ломки, до боли. Пусть рычит, пусть ругает, только пусть будет!Отец запретил телефоны. На территорию дома их не заносят. Я снова в изоляции.
Во флигеле - серьезная охрана. Она не выпустит, если даже попытаться.
Мама порыдала сутки. И теперь пытается вернуть нас в момент до похищения. Очень много говорит, мне кажется - за нас двоих, пытаясь компенсировать мою немоту и молчание. Общается со мной как с пятнадцатилетней девочкой. Жалеет мои связки. Скорбит о остриженных волосах. Обещает, что я буду самая красивая, что все наладится, что я ещё всех поражу.
Серьезно?
Чем?..
А мне кажется, что это она пятнадцатилетняя девочка.
Мама ищет врачей. Служба безопасности отца пока никого не одобрила. Кроме психотерапевта.
Родители часто заходят ко мне, но общения не получается.
И вот заходят опять.
- Гордей не приезжал? - шепчу я.
- Дочка, завтра приедет терапевт.
- Я не хочу психотерапевта, - спокойно шепчу я уже в сотый раз по-моему. - Я не хочу обсуждать ничего и ни с кем.
Все подробные показания я дала Диляре Зольниковой. Она ведёт дело Алишера. Она хорошо знает Алишера. Кто он есть на самом деле. Она ненавидит Алишера. Мы быстро нашли общий язык. Ей смогла рассказать во всех деталях. Потому что не поймала жалости от нее, а только ненависть к нему!! Выговорилась. Больше не хочу.
- Это самый лучший специалист по таким ситуациям, не отказывайся, Женечка! - уговаривает мама. - Просто попробуй!
- Я. Не. Хочу.
Отец со мной почти не говорит. Он пытается... Но он всегда был сдержан и молчалив. Я вижу ему больно и тяжело. Между нами пропасть из его чувства вины. О чем нам говорить?
Мне кажется, вокруг меня чужие люди.
- Папа... Бриллианты продали?
- Да.
Протягиваю ему список. И описание места.
- Это все надо купить, собрать и доставить туда. Связь оплатить на максимально большой срок. Если останутся деньги, положить их туда же. Доставить до послезавтра.
Посылка для Ольги. Я обещала, что через неделю она будет на месте, если я окажусь дома.
Там спутниковая связь. Несколько интересных книг. Ее сладкий кофе, с которого я начинаю сейчас день. Письмо от меня. Какие-то глупые мелочи, которые мне захотелось заказать для нее.
- Зачем это?
- Это очень важно для меня. Сделай, пожалуйста.
Читает. Дёргает сдержанно бровями.
- Хорошо.
- Женечка, что ты хочешь к ужину? - переводит разговор мама.
Зависаю...
- Жареную картошку с мясом. Грузди. Квашеную капусту. Мед с брусникой и кедровым орехом.
Голос мой затухает.
Я сейчас будут выть и рыдать прямо при них! Не дышу...
Он же обещал приехать! Обещал...
- Женечка, да ты что?! Разве можно это есть?.. - присаживается рядом растерянно мама. - Ты же потеряешь форму.
- Пусть подадут то, что она заказала, - чеканит отец.
- Папа... Узнай про Гордея, пожалуйста. С ним все в порядке?
- С Ершовым все в порядке. Не беспокойся.
- Почему он не приехал?
- Он свидетель. Работает со следствием в Москве. Ему не до этого.
Но он обещал.
- Товарищ полковник... - тихо зовёт из коридора охрана. - Можно вас?
Отец уходит.
Я стою у окна, смотрю вдаль на наши шипованные ворота.
Мама щебечет, перебирая мой новый гардероб, пытаясь порадовать меня. В пятнадцать он бы порадовал...
Разворачиваюсь.
- Если что-то не понравится, я верну, закажем другое.
Веду взглядом по широкой кровати с одеждой. Всё такое ажурное, светлое.
- Светное всё - верни.
Мама убирает быстро всё белое. И прихватывает бордовое платье.
- Это я не заказывала. Слишком пошло, мне кажется...
Платье облегающее, чуть ниже колен. С высоким горлом, как у водолазки и без рукавов.
Вытягиваю его из ее рук. Трогаю ткань. Оно мне нравится.
- Вот это оставь. Остальное не нужно. И кроссовки под него.
- Какие кроссовки, детка? - растерянно. - Его только с каблучком.
- А я хочу кожаные кроссовки и кожаный рюкзак.
- Но... ладно, - поджимает губы. - Может, быть ты хочешь уже вернуться к тренировкам? Мы сделаем все, чтобы ты вернулась на сцену.
- Не хочу. Никакого больше балета.
- Женечка... Да ты что говоришь?! Ты всю жизнь этому отдала. Почему?
Потому…
- Мам, достань для меня номер Ершова.
- Отец запретил телефоны, ты же знаешь. Этого Ершова могут слушать.
- Достань! Пожалуйста. Я найду способ как ему передать…
Что ты собралась передавать ему? Он не приехал! Не-при-е-хал. Хоть убейся теперь!
- Господи... Ну дался тебе этот Ершов?! Страшный как черт... Горилла огромная! - всхлипывает мама, роняя вещи на пол. - Гордей-Гордей... Ершов-Ершов! Да он убийца! Он на учёте в психиатрии был из-за массового убийства! Его несколько раз чуть не посадили! Забудь про него!
Дергаюсь.
- Он приезжал!! - вдруг доходит до меня. - Он приезжал, да?!
От перенапряжения связки отказывают совсем, и я сипло втягиваю воздух, теряя даже способность шептать.
Они не пустили его ко мне! Не пустили...
От протеста и бессилия сношу все руками с тумбы.
Залетаю в ванную, запираюсь. И рыдаю горько-горько, выпуская весь этот вставший колом стресс от возвращения туда, где мне уже