— Еще в конце сорок первого. Когда я бежал из военного эшелона. Дезертировал… Немец тогда далеко продвинулся, на юге меня поймали какие-то люди, поняли, кто я, и пообещали сдать в военную комендатуру, я испугался, меня могли там же к стенке поставить, такие дела были. А эти меня вроде как спасли. А потом я с ними мост взорвал. Сам не знаю, как я ввязался в эти дела. Жить хотелось, смерти боялся, а они говорили, что не надо бояться. Война продлится еще месяц или два, а потом все вздохнем свободно без коммунистов. Поверил, стал помогать.

— Значит, вы противник советской власти? Идейный борец? — Шелестов присел на крышку стола и сложил руки на груди.

— Нет, — помедлив, ответил Русаков. — Никогда даже не думал об этом, а тут… вроде как перед фактом поставили. Поверил им. Думал, раз и правда нас победят через месяц или два, так лучше начать приспосабливаться. Не кривлю душой, как есть все рассказываю. Как на душе было, так и говорю.

— Сколько человек в вашей группе, лично ваше положение в ней?

— Точно не знаю сколько. Но так мне показалось, что человек десять точно есть. Положение? Да нет никакого положения. Иду, куда пошлют, делаю, что прикажут. Ослушаться — значит получить пулю в лоб. У нас одного шлепнули. Попытался ерепениться. И остальным сказали, что выхода у нас нет. Либо беспрекословно выполнять приказы, либо пуля от них, либо… от вас, стало быть.

— Задача группы?

— Рвануть нефтеперерабатывающий завод. Тот самый, на котором отец этих детей работает. Его надо было заставить показать, где надежнее всего взрывчатку заложить, чтобы урон посерьезнее нанести. Ну и сколько взрывчатки, значит, закладывать.

— Где взрывчатка?

— Нет ее еще. Точнее, она есть, но где-то в одном месте заготовлена, еще с прошлой войны там сложена в большом количестве. Придет группа из-за границы. Люди из нее и будут руководить операцией. Вроде как они знают место, где взрывчатка спрятана.

— Когда придет группа из-за границы?

— Не знаю, гражданин начальник, Христом Богом клянусь, не знаю. Но думаю, что скоро уже, раз нам приказали активизироваться с инженером Гореловым.

— С другими группами связь есть?

— Не знаю, это только старший наш знает, Хромой его зовут. Нас держат только для выполнения задания.

— Что вы слышали о группе, заброшенной к нам на парашютах?

— На парашютах? — Русаков удивленно посмотрел на Шелестова. — Не слыхал про таких.

— Где ваша группа базируется, где искать Хромого?

— Квартира в городе есть, мы там часто ночуем. А вообще в лесу место есть одно. Что-то у охотников в прежнее время там было, типа летника какого-то охотничьего или еще чего. Домишки летние, навесы, сушили там травы, шкуры выделывали все лето. Все погнило за многие годы, один только каменный дом остался. Вот в нем у нас начальство в основном и базируется.

Сосновский сидел у костра, зажав рукой щеку, и мерно покачивался из стороны в сторону. Он покурил, стараясь дымом согреть больной зуб. Есть такая мистическая вера, что боль от курения уменьшается. Японцы поглядывали на него, кто-то усмехался. Один остряк даже показал конец бечевки, которую предлагал знаками привязать к больному зубу, а потом дернуть. Михаил только морщился и снова сидел один на один со своей болью.

Настя неторопливо прошла по лагерю, подсела к нему и, толкнув под локоть, протянула фляжку со спиртом.

— Очень правдоподобно, — еле шевеля губами, проговорила она. — Я даже поверила. Возьми, сделай вид, что полощешь больной зуб. Полощи, но не сплевывай. Русские не могут так обращаться с водкой. Глотай и слушай. Мне кажется, мы движемся к Приморью. Я мельком успела глянуть на карту и на наш маршрут. Что там стратегически ценное имеется? Военно-морская база во Владивостоке?

— Кто их туда пустит? — проворчал Михаил, морщась, но глотая водку. — Откуда вышел, туда и вернулся. На Артемовскую ГРЭС они нацелились. Это энергетическая система края, это питание и военной базы, и предприятий и, что немаловажно, Артемовского угольного месторождения.

— Плохо, — покачала Настя головой. — О нас никто не знает, нас никто не ищет, а у Икэды назначена встреча с кем-то, кто приведет нас к одному секретному месту. Там большой склад взрывчатки в тайге. Вот такие дела, Мишенька.

— Как ты меня назвала? — Сосновский потряс в воздухе возле уха фляжкой, пытаясь определить, сколько внутри осталось водки.

— Если ты думаешь, что мое отношение к тебе помешает выполнению долга или моей работе, то ты ошибаешься. Это разные вещи, но не взаимоисключающие.

— Это самое деловое и серьезное, я бы сказал, высокопрофессиональное признание, которое я когда-либо слышал в жизни, — сказал Михаил и картинно снова положил голову на свою руку. — А пессимизм твой неуместен, милая. О нас уже знают и нас ищут. И я не думаю, что твоему полковнику позволят приблизиться хоть к одному стратегически важному объекту. Ты думаешь, откуда я тут взялся? Экскурсия твоего японского друга имеет выход на большую политику, а у нас в конторе за ней ой как следят. И денно и нощно!

— «Милая», — с усмешкой Настя повторила слова Сосновского. — Не знаю, сколько нам с тобой жить осталось. Икэда мне верит, очень верит. Но и от меня он, может быть, захочет избавиться, как от лишнего свидетеля.

— Очень я сомневаюсь. Тем более если он ждет больших событий здесь, то ты ему очень нужна. А вот я вряд ли.

— Я тебя ему не отдам, — мрачно заявила Настя.

— Не дури, девочка. — Голос у Михаила был уставшим, но все равно полным решимости и воли. — Если что, ты даже не думай вмешиваться. Тебе важно сохранить свое положение, ни в коем случае не раскрыться! У тебя положение не только в группе Икэды, у тебя положение, прочное положение в эмигрантском центре в Харбине, в японской разведке. Не думай все это разрушить. Просто пойми, сколько сил и жизней придется отдать, чтобы внедрить туда нового человека. И лет!

То, что удалось найти машину Сосновского, было из разряда чудес. Или чистой случайностью. Но так говорили оперативники из местного управления НКВД. Сам же Буторин в случайности не верил. Годы работы в разведке, работа в группе Шелестова приучили его к тому, что любое последствие имеет конкретную причину. Каждый твой поступок в будущем не останется без следа, ты пожнешь то, что посеял. А твои поступки — след твоего характера, твоей решимости, умения мыслить и поступать. Виктор приказывал, уговаривал, даже угрожал, и поиски Сосновского продолжались. Ему даже нашли на несколько суток самолет «У-2», на котором он облетел не одну сотню