Он еще раз ненасытно втянул воздух, простонав:

– Наконец-то ты пахнешь собой.

Его слова согрели лучше родного дома. Были слаще любимого десерта. А еще пробудили во мне алчность. Если он так жестоко играет со мной, я должна была предупредить:

– Если ты продолжишь, то мне станет все равно, чей ты истинный. Ты будешь моим.

Потому что мое звериное «я» уже решило это давно. Потому что сейчас он нарывается. Потому что смотрит на меня как должен смотреть на Миру.

Либо он дрянной сверх, либо что-то тут не так. Я смотрела в эти прекрасные голубые глаза, которые широко распахнулись в шоке от моих слов, и не могла поверить, что он плохой.

Алрик замер на несколько секунд, а потом спросил:

– Даже если ты не уверена, погиб ли твой клан из-за моего рода или нет?

В самое больное ткнул! Но то, что он спросил об этом открыто, разве не говорит о его невиновности? Он должен быть последним подлецом, если виноват и так спрашивает о смерти моих родных.

– Это ты? – спросила, чувствуя, что, даже если он, глядя мне в глаза, подтвердит, я не смогу его даже ранить, не то что убить.

– Нет.

Уверенный ответ принес невероятное облегчение. С моей груди будто сняли тяжесть тысячи гор. Он так смотрел на меня, что я верила – не врет.

– Если к этому имеет отношение твой род, они пожалеют об этом. А ты… – Я запнулась.

– Что – я?

– Ты нарываешься стать моим.

– Очень нарываюсь, не находишь? – От Алрика повеяло животной силой и желанием. Дурманом наотмашь по моим нервам.

На стол что-то поставили, и я вздрогнула. Официант принес коробку.

– Я собрал пару. – Алрик открыл крышку и достал оттуда красную туфлю. Ту самую, что надевала Мира!

Волк наклонился к моим ногам, снял кроссовку, не побрезговал стянуть носок и надел на меня туфлю.

– Я нашел свою пару и свою Золушку, Аня. Или лучше звать тебя Мишаня?

И улыбнулся так, что я чуть не получила сердечный приступ.

Как любой движущийся предмет не может остановиться мгновенно, так и мое мышление еще неслось вперед, отчаянно притормаживая.

Как? Что? Почему?

– Я?

Алрик держал меня за икру одной рукой, а второй крепко ухватился за туфлю, будто показывая, что снять я ее могу теперь только через его труп. Кажется, он был довольно однозначен и уверен в том, что делает, а вот я точно не догоняла.

– Пара?

– А кто же еще?

– Мира.

– При чем здесь твоя сестра?

– Как это? Она носила эти туфли в день вашей встречи.

– Они твои.

– Она их одолжила.

– Ей они разве что на нос налезут.

– Просто она выросла.

– Не веришь моему нюху? Или своей реакции не доверяешь? Видишь, что происходит между нами, и все равно думаешь, что моя истинная не ты?

– Я… Я спрашивала у Миры… И… Ты виделся с ней?

– Виделся, конечно, иначе как бы я собрал пару туфель?

– И что? Не екнуло?

– У меня екает только от одной девушки, даже когда выглядит она как парень, пьет литрами пиво и объедается копченостями до отека губ.

Я сплю? Алрик снится мне и говорит все, что я хочу услышать. Сейчас открою глаза, а рядом в самолете спит потный мужик, чьим амбре я отравилась и вижу галлюцинации.

Я обхватила его руку, которой он держал мою икру, и крепко сжала. Поймав вопросительный взгляд, быстро сказала:

– Пойдем.

Алрик моргнул, но ногу отпустил, при этом повернув руку так, чтобы наши пальцы сцепились в замок.

Сон, ну точно сон. Слишком сладко.

Я резко встала и потянула его за руку, побуждая подняться. Волк недоверчиво прищурил глаза, но подчинился – встал.

– Выходи.

– Куда?

– Пока не проснулась, хочу кое-что с тобой сделать.

Я потянула его на выход, но Алрик притормозил:

– Так и пойдешь в одной туфле? – И помахал второй в воздухе.

– Плохому танцору знаешь что мешает? Туфли уже сделали свое дело! – Я сбросила алую обувку и потянула волка за собой.

Сон, как же! Ага. Никогда во сне не чувствуешь ни запахов, ни тепла тела. Только эмоции. Но если я сейчас, сию же минуту, не сделаю его своим, то с ума сойду.

Как в тумане прошло оформление номера. Алрик взял это на себя, действуя так быстро и говоря по-шведски с регистратором так, словно спешил на отплывающий корабль.

– Я не дам тебе проснуться. Не сегодня. – Он сжал в руке ключ-карту от номера и обернулся к лестнице: – Наш номер на третьем этаже. Идем своим ходом или на лифте?

Я прислушалась к еле-еле шуршащим кабинкам в шахте лифта и дернула волка в сторону лестницы. Он подхватил меня на руки на третьей ступени, и мы за считаные секунды оказались у дверей номера 303.

Стоило ему опустить меня на ноги, я вцепилась в его воротник и потянула на себя. Не могу больше ждать. Это сумасшествие.

Я – его истинная? Как так получилось? Путаница? Сейчас плевать на это все. Я его хочу до дрожи, до огня по телу, до подгибающихся ног. Но Алрик впился в мои губы первым с такой силой, что впечатал меня в дверь номера. Поцелуй был вкуснее победы на олимпиаде. Слаще момента, когда обставил врага. Насыщенней по вкусу, чем малина с куста. А потом вдруг в один миг стал опасней, чем медведь-шатун.

Зверь Алрика был совсем рядом, сильный и ненасытный. Иногда он кусал мои губы, не сдержав животную суть, и это лишь сильнее срывало крышу.

– Поймал, – рыкнул он и приложил карточку к двери, но не дал мне потерять опору.

Секунда – и мы уже на кровати. Он – большой волк, который полностью накрывает меня собой, и я – маленькая медведица. Обхватила его ногами и хотела в захвате перевернуть, оказавшись сверху, но он не дал. Каким-то образом он сдержал мою силу одним утробным рыком, и я тут же размякла от его желания доминировать.

Оказывается, мне нравятся такие штучки! Однако я не собиралась давать слабину – разорвала его рубашку и штаны со словами:

– Теперь не сбежишь.

Алрик замер на секунду, будто не верил своим глазам и ушам, а потом прижал меня своим телом к кровати так, что я не могла двинуться.

– Уверена, что это ты меня держишь?

– Слышала, шведы очень стеснительны. На охоту буду выходить я, – не удержалась и куснула его за плечо.

– Ты уже качаешь права, маленькая медведица? – Алрик вдруг зубами схватил край футболки Мишани и рванул вверх так, что та затрещала, прощаясь с жизнью. Однако бинтов, стягивающих грудь, никто не отменял! Мои латы! Моя защита… Эй! Как он умудрился их разорвать одним клыком?