Итлар ещё не знал, что здесь только что произошло. Никуда не хотелось идти, даже к костру, а заглянуть к своей птичке — слаще желания и не было. Думал, что передумает она, где-нибудь останется по пути в какой-нибудь веси, но нет. Упёртая. И это нравилось Тамиру.

Переговорил с ближниками о том, чтобы дозор выставить — кто знает, что ещё можно ждать от ревнивцев здешних:  и добро подпалить могут, и коней потравить в отместку, а каждая на счету. Лошадь ещё можно в любой веси купить, а вот укрытие надёжное — нигде не возьмёшь. Тамир остался в майхане, порываясь много раз позвать к себе пустельгу. Только что сказать ей? Как же увидеть её хотел, услышать голос нежный, ровный, как слова выговаривает на своём языке, и как льются из её уст сладко — слушал бы всю ночь. Тамир опрокинулся на постель, и не хотелось выходить, даже есть не хотелось. С мыслями о ней расставаться ни на миг. Глянул в дымник. Клочок неба холодный виднелся в нём, далёкий, как сейчас пустельга, так близко и далеко одновременно. Тамир улыбнулся, давя в себе желание шальное самому к ней отправиться. Но пугать её не хотел, а хотел чтоб осталась сама.

Слушая, как всё шумней становится в лагере и глуше вечер, закрыл глаза. Скромная птичка. Не выдержит вот так перекочёвывать с места на место, назад попросится, и почему-то от этой мысли кровь в жилах застывала на миг. Тамир приподнялся, стянув с себя кафтан и сапоги, вновь раскинулся на шкурах удобнее, в мысли топкие всё больше погружался и не заметил, как уснул.

Проснулся уже на рассвете, слыша сквозь сон голоса дозорных, пробиравшиеся через полог. Перевернулся на другой бок, не торопясь вставать в рань такую — ещё кутался зыбкий сумрак по углам. Но шаги у самого порога заставили всё же подняться. Гулкие голоса раздались у входа — узнал Тугуркана. Был бы Итлар или другой кто из ближников, Тамира бы это не взволновало, но Тугуркан за Вейей смотрел. Схватив кафтан, сам вышел из майхана, не дожидаясь, пока войдут. В полумраке лицо Тугуркана таким смуглым было, что только белки глаз и видно.

— Что у тебя? — спросил на ходу, запахивая кафтан.

— Да вот… — начал батыр, поворачивая чуть голову к плечу. И только тут Тамир заметил за его широкой спиной кутавшую шерстяную в накидку Унэг.

Огнедара посмотрела на него виновато и растерянно.

— Иди, Тугуркан.

Батыр отступил, широким шагом пошёл к кострам, что горели всю ночь для дозорных.

— Не смогла остаться, знаю, что должна, но… — Огнедара замолкла, сглатывая ком.

— Тебе всё равно, — Тамир выдохнул, — придётся, когда отправимся на зимовье.

Огнедара моргнула, плечи её опустились, она осторожно подошла ближе, насколько только могла приблизиться. Протянула руку, касаясь его лица. Тамир сжал её за запястье, отстраняя.

— Иди к себе, Унэг.

Утро выдалось холодным, хоть в палатке ещё сохранялось тепло от дыхания, а всё же пришлось накрыться теплее. Вейя проснулась под утро, чтобы взять шкуру — под одним покрывалом стало ощутимо холодно, но потом не смогла уснуть. Мысли задавили, и осознание того, где она и с кем, смяли своей тяжестью.

Уже в трёх днях пути от Каручая. Далеко. И от этого понимания по-настоящему становилось тревожно. До дрожи. Особенно когда все реже становились леса, и все меньше весей попадалось на пути хазар. Хорошо, что рядом была Миронега— одной было бы совсем тяжело. Жаль, что Огнедара исчезла куда-то, и никто не мог ответить, где она. Что только Вейя не думала, виня себя, что из-за неё она пропала. Как ни выглядывала её, в отряде среди воинов не находила. Даже, чего уж скрывать, думала, что в мужа переоделась да наравне со всеми на лошади верхом ехала. Но сложно слиться белокожей полянке со смуглыми черноглазыми хазарами, крепкими и суровыми, в одеждах из кожи и железа. Миронега тоже знала мало о своей соплеменнице, да и не с охотой говорила о ней, только краснела и глаза отводила, скрывая будто что-то — никакими уговорами не вытянешь. Но как бы спокойно в отряде ни было рядом с Миронегой, а тревога всё же набегала зябью: не знала она хазарича этого, на что способен он. С виду спокоен и разумен, но в глазах порой такой жар качался, что ненароком и воздух в груди пропадал.

Думала за эти дни о многом, но как ни хотелось, а только с ним путь свой видела, только с ним может узнать хоть что-то об отце, о том, что на пограничье творится.

Вейя вдруг вспомнила, как догнал её Тамир, уйти не позволил. А после всю дорогу так и не видела его — всё время где-то впереди с ближниками своими ехал. Знать бы, что думает он, хотя если пока она среди его людей, значит, гнать не собирается. Выдохнула протяжно, просыпаясь совсем — лучше не думать о том, волнуясь ещё больше.

Глянула тревожно на пустевшую лежанку. С вечера Миронега ушла и, судя по непримятой постели, так не возвращалась. Вчера, кажется, что-то случилось. Вейя слышала, как воины оживлённо переговаривались, не понимала их совсем, ни единого слова не разобрала, но голоса были встревоженные чем-то. Уж не случилось ли что с полянкой? Выяснить бы это скорее. В одиночестве принялась гребнем расчесывать волосы, а после, надев верхнее платье, подвязала пояском. Прежде чем выйти, Вейя прислушалась, но снаружи было тихо, только отдалённые голоса дозорных и треск костра, что горел поблизости.

Насмелившись, вышла из укрытия, накрываясь шерстяной накидкой. Утро и в самом деле выдалось прохладным, оно и понятно — заканчивался сенокос на полях, всё больше жгли весечане костры, сжигая бурьян. На небо, только подёрнутое золотистыми лучами, ложились размеренно прозрачные лёгкие облака. Пахло так, будто глубокая осень настала. Мужи уже не спали — людно было, некоторые собирались у костров, другие таскали поклажи, раздобытые в крайних весях. Вейя оглядела расставленные со стороны дороги крайней повозки крытые и шатры — самый высокий стоял на возвышенности, и Вейя бы не разглядела в ещё густом сумраке никого, если бы не рыжая, как всполох пламя, макушка девушки, что куталась в платок, стояла возле полога, а над ней возвышался и сын кагана Тамир. Горло перехватило от неожиданности увидеть то, чего и не хотелось. Вейя поспешила отвернуть да к костру пойти, но не смогла — стопы так и пристыли. Наблюдала, как Огнедара руку к хазаричу протянула, касаясь его щеки с тёмной не слишком густой, как у полянов, порослью, только и видно было, как сошлись на переносице тёмные росчерки бровей, делая черты степняка ещё резче. Вейя торопливо отвела взгляд и пошла в серёдку становища к самому костру, а внутри муть поднималась — где Огнедара пропадала всё это время и появилась вновь как снег на голову.

Идти к хазарам боязно, но не сидеть же всё время в повозке да в палатке, прячась ото всех. Она оглядела притихших воинов, что смолкли, как заметили, что девка к ним приближается. Вейя даже с шага едва не сбилась, передумывая приближаться, решая пройти мимо, будто шла по делам каким своим, да увидела того воина, что постоянно рядом с повозкой их ехал, не отъезжая ни на шаг. Миронега сказала, что его имя Тугуркан, верный ближник Тамира. Среди всех он отличался сильно — самый рослый и широк в плечах, как медведь, с резко очерченными скулами, и глаза больше раскосы, чем у остальных. Увидев Вейю, Тугуркан поднялся со своего места, что занимал у костра.