Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они зашли и закрыли за собой дверь. Кристина села в кресло и сразу закурила.
– Что случилось? – спросил аудитор.
– Сегодня утром в почтовом ящике Георг нашел вот это, – и она достала из сумочки конверт.
Без адреса. Пе́трович открыл его и достал лист бумаги: «Уважаемая госпожа! Сообщаю Вам, что Ваш брат два месяца назад проиграл мне очень большую сумму денег. Если вы не соблаговолите принять меры, то мне придется публично рассказать о его болезни, что очень заинтересует руководство департамента, в котором он работает, и полицию». Ни числа, ни подписи. Пропись наклонена влево. Наверное, написано левой рукой.
– Я сразу позвонила брату, но он, наверное, уже ушел на работу. Хотела позвонить следователю, но передумала и решила приехать к тебе.
Пе́трович закурил трубку, а потом встал и подошел к бару. Сегодня, в центре Европы, Заполярье.
– Что-нибудь выпьешь?
Кристина кивнула головой. Он налил ей рюмку коньяка, себе – порцию виски и вернулся к столу.
– Подожди, скажу Любляне, чтобы нас не беспокоили. – Он вышел в приемную и сказал секретарше: – Для всех. У меня переговоры.
Пе́трович вернулся на свое место, сел, сделал затяжку и коснулся губами виски.
– Я знаю, кто это написал.
– Это клуб, да?
Аудитор утвердительно кивнул головой и сделал небольшой глоток. А Кристина выпила свою рюмку разом.
– Георг, что мне делать?
– Ничего. Возвращайся и сиди дома. И никуда не выходи. Да, и по дороге домой нигде не останавливайтесь. Пусть Георг потом сделает заказ продуктов по телефону.
– Это надолго?
– Думаю, что все станет ясным в ближайшие дни.
– Я решила не отдавать это письмо полиции. Пусть оно будет у тебя. Ты сам решишь, что с ним делать. Можно еще коньяку? – И она опять закурила.
– Если в полиции («Спасибо», – Кристина пригубила коньяк) узнают об этом письме, то они точно подумают, что у брата был мотив убийства. Он же, как и я, не знал о завещании в пользу клуба. Но я даже боюсь не этого.
– Огласки?
– Да.
Пе́трович сделал еще один глоток. Сейчас не время играть в кошки-мышки. Она должна знать.
– Ты правильно этого опасаешься. Думаю, что у твоего брата начался рецидив болезни.
– С чего ты это взял?
– Я был в понедельник в департаменте. В последнее время там случались кражи личных вещей. Конечно, это мог быть не твой брат, но если его руководство узнает о болезни, то оно не будет разбираться.
– Брат не переживет такого позора.
Она сделала глоток, закурила еще одну сигарету и задумалась. Потом подняла глаза и спросила:
– Георг, а что ты делал у него в департаменте?
Да, она должна все знать.
– Кристина, я не просто так пошел туда. И не просто так интересуюсь делом твоего племянника. Меня попросила полиция. Помочь ей разобраться во всем этом.
Кристина откинулась на спинку кресла и прищуром сквозь сигаретный дым взглянула на собеседника:
– И все твои вопросы, мне и нашему дворецкому…
– Да. Не… не чтобы помочь полиции. А тебе. Тебе и твоему Рамону.
– Я тебе верю. – Кристина затушила сигарету и допила коньяк. – Тогда точно это письмо должно храниться у тебя. А ты сам решишь, отдавать его полиции или нет. Но прошу тебя. Если ты решишь это сделать, то только в крайнем случае. Я помню твой вопрос. Но я не хочу делать выбор между братом и Рамоном. Лучше уж… – Она сделала паузу, опустила голову, задумалась и потом подняла глаза на Пе́тровича: – Поэтому только в крайнем случае. Обещаешь?
– Обещаю.
Когда он закрыл за Кристиной дверь, то понял ее паузу. Ах ты, мелкий говнюк. Шантажист. Твоя сестра готова заявить о своей виновности. Только чтобы спасти своего Рамона и тебя. А ты… Думаешь, что взял меня за яйца? Руки коротки.
Так, назад к столу, к «дереву решений». Он достал свой уже весь исчирканный лист и первым делом поставил жирный крест на один из квадратиков сбоку от круга. Лука Брази, ты вне игры.
В этот момент в кабинет вошла Любляна. Она испуганно посмотрела на своего начальника:
– К тебе посетитель. Очень странный.
Кто это там еще? Пе́трович чертыхнулся и встал из-за стола. Пойдем посмотрим.
Он вышел вместе с Любляной из кабинета. У окна стоял отец Бонифаций.
– Доктор Пе́трович, здравствуйте.
– Здравствуйте, святой отец. Что вас привело ко мне?
– Вы уже знаете о нашей беде. Доктор Пихлер попросил меня пригласить вас на поминальную службу. В воскресенье утром, в нашем приходе.
Вчера у них сорвалось, но они не хотят ждать до понедельника. Они хотят вытащить меня отсюда. Пусть пока расслабятся:
– Хорошо. Я приду.
Отец Бонифаций поклонился и вышел. Любляна уставила на Пе́тровича широко открытые ужасом глаза:
– Дорогой, что за поминальная служба?
«Да, девочка, а не припоминаешь ли ты свой вчерашний черный юмор?» – усмехнулся про себя Пе́трович. А вслух сказал:
– В клубе скоропостижно скончался один из его сотрудников. Поэтому меня сегодня и отпустили. Давай посмотрим, что тебе там накопировала библиотекарша.
– Нет, постой. Мне все это уже не нравится. Пока ты разговаривал с Кристиной, несколько раз звонил некто доктор Шнайдер, интересовался, когда у тебя закончатся переговоры.
– Молодец, что ты меня не побеспокоила.
– У этого Шнайдера такой голос… Он из полиции?
– Послушай, – Пе́трович не хотел ей отвечать, – у меня сегодня очень непростой день. Вечером мы точно никуда не пойдем. Я буду работать.
– Ты боишься выйти на улицу?
До чего же женщины бывают проницательными. Неужели по мне это видно?
– Так, – решительно сказала Любляна, – я сейчас быстро к себе. Возьму твою рубашку и бритву и заодно переоденусь сама. На обратной дороге зайду в «сандвичер», наберу нам на обед и ужин. И останусь с тобой[47].
– Послушай, это лишнее. И потом…
– Думаешь, что это тоже небезопасно? Волнуешься за меня?
– Да.
– Спасибо. Но можешь не волноваться. Подойди сюда, – и она потянула его к окну. – Видишь там напротив, в кафе, молодого человека у окна?
Пе́трович пригляделся и узнал Влада.
– Я его заметила еще во вторник, когда мы выходили из моей школы и шли до трамвая. А вчера – в этом кафе, когда я поливала цветы. Он тоже из полиции, да?
Пинкертоны несчастные, как она вас всех вычислила.
– Да.
– Они охраняют тебя?
– Можно сказать и так.
– Как его, – девушка указала пальцем на окно, – зовут?
– Вольдемар. Влад.
– Тогда я сейчас выйду и скажу ему, чтобы он не беспокоился, что ты работаешь, а меня надо проводить – туда и обратно.
– Дорогая…
– Не