– Слушаю.

– Как вы, доктор Пе́трович? Я вас решил особо не беспокоить после вчерашнего. Влад регулярно отчитывался. Вы приняли правильное решение переночевать в бюро. А завтра я заеду с группой полицейских, и мы вас заберем. С вашей секретаршей. Сегодня вас, простите, пока некуда везти. Охрана свидетелей тоже требует бюрократических процедур. Они как раз сейчас заканчиваются. Я жду вызова прокурора по вашему вопросу.

– Подождите, у меня для вас очень серьезная новость, – Гай Фокс, ты можешь открывать свой сейф и публиковать компромат на меня, – я знаю, как мы сможем найти владельца клуба и доказать его участие в убийстве мальчика.

– Боюсь, что это немного поздно. В понедельник я предъявляю официальное обвинение другу вашей знакомой. Думаю, что вы это уже знаете.

– Да.

Пе́трович уже не удивился такой вялой реакции Шнайдера на информацию о председателе. Надо же, даже на костер не дают взойти по-человечески. Ну, парень, тогда блефуй.

– Но у вас могут возникнуть проблемы с обвинением. Дело в том, что моя знакомая по переезду в столицу просила меня уточнить правовые механизмы, подтверждающие ее права на наследство. Я изучил их фамильные документы и решения властей. Так вот у нее не было никаких шансов на получение наследства. И я ей об этом рассказал. После смерти ее старшего брата, но до смерти ее племянника. Вы также хотели знать, зачем я встречался с ее младшим братом? Мы не успели толком поговорить, но это он предложил мне встретиться. Думаю, что сестра ему рассказала о моих выводах и он хотел получить от меня такую же консультацию.

На том конце линии послышалось сопение:

– Скажите, доктор, а вот последнее (лирику про председателя оставьте пока при себе), последнее вы можете четко и внятно повторить? Я сейчас по внутренней линии свяжусь с прокурором, а вас выведу на громкую связь.

– Давайте.

Пе́трович услышал, как там набирается номер и как Шнайдер что-то приглушенно говорит. Он закрыл микрофон ладонью и шепотом сказал секретарше:

– Запиши все, что я сейчас скажу, потом перезвони Кристине и повтори слово в слово. Это ее позиция на понедельник.

Подумалось: брат же не будет рассказывать о шантаже. Наверняка на вопрос, зачем он обратился ко мне, ответит – за консультацией. Главное, чтобы Кристина официально, под роспись в протоколе допроса, заявила, что знала об отсутствии шансов на наследство до смерти племянника. А что она говорила раньше во время следствия уже никого не волнует. Потом подберу ей хорошего адвоката, и мы вытащим ее.

– Доктор Пе́трович, прокурор готов вас выслушать. Вы готовы?

– Да.

– Тогда включаю громкую связь.

Пе́трович медленно повторил все, что рассказал следователю о правах Кристины и о встрече с ее братом, и сказал:

– У меня все.

– Спасибо, доктор Пе́трович. Подождите на линии.

Любляна носовым платком вытерла ему лоб. Он знаком показал – воды. В трубке опять послышалось сопение.

– Доктор Пе́трович, прокурор не очень все понял, но кое-чего мы добились. Я сейчас иду к нему за вашими дорожными документами и ордером на обыск у брата вашей знакомой. Прокурор понял ваше заявление именно так. Поэтому я с утра пораньше – к брату, а потом – к вам. Только не говорите вашей знакомой про обыск. Достаточно будет того, что вы ей передадите мое разрешение прийти в понедельник вместе с Рамоном. Тот же должен прийти на официальный допрос. Таковы правила. Давайте, расслабляйтесь. До завтра. – И следователь повесил трубку.

Пе́трович передал трубку Любляне.

– Все записала?

– Да.

– Тогда звони и передай ей еще, что я говорил со следователем, что он подтвердил вызов Рамона и что она может прийти с ним. А я пойду выпью.

Он вошел в свой кабинет и направился к бару. От камина в комнате стало неимоверно жарко, и Пе́трович расстегнул рубашку. То ли от этого жара, то ли от прошедшего разговора, но пот буквально струился по всему телу.

В кабинет заглянула Любляна:

– Я ей все рассказала, но она хочет с тобой переговорить. Я переключу?

Пе́трович кивнул головой и направился к столу. Он сел в кресло, взял трубку и дождался щелчка переключения на его аппарат.

– Почему ты мне не рассказал, что встречался с братом?

«А что я должен был тебе рассказать? Что он шантажировал меня?» – подумал Пе́трович и ответил:

– Ты же все слышала. Я получил от него приглашение встретиться. Мы встретились, но не успели ни о чем поговорить. Потому что нам тут же помешали. И твой брат ушел. Встречи как таковой не было.

– Я за него очень волнуюсь. Он не подходит к телефону.

– Наверное, ушел.

– Георг мне сказал, что он играет в карты по четвергам. А сегодня – пятница. Может, мне послать туда Георга или самой с ним съездить?

– Перестань. – Еще не хватало, чтобы Кристина поехала в «таможню». – Может же быть у взрослого человека в пятницу вечером личная жизнь?

– А полиции ты не рассказал о письме?

– Конечно, нет.

– Про себя я все поняла. Твои доводы, они же защищают и Рамона, да?

– Да.

Если только, подумал аудитор, твой жокей не связан с лошадником.

– Спасибо. А о брате вы ничего не говорили?

Пе́трович еле сдержал вздох: «Кристина, прости меня. Я не хотел подставлять твоего брата. Я же не знал, что прокурор так поймет мои слова». И сказал в трубку:

– Нет.

– Спасибо.

– Тогда все?

– Да.

И Кристина повесила трубку.

Любляна все это время стояла у стола и с искренней тревогой смотрела, как ее начальник говорит с ее подругой.

– Ты весь мокрый. Подожди. – Она вышла в приемную, он услышал открывающуюся дверь туалета, шум воды, и Любляна вернулась, сжимая в руках (капли воды падали на пол) мокрое полотенце. – Раздевайся. Догола. Я тебя сейчас всего вытру.

Пе́трович подошел к дивану и стал скидывать на него свои вещи.

Он стоял, засунув ноги в тапочки и раскинув руки, «золотое сечение» Леонардо, а Любляна тщательно обтирала его. Закончив обтирать его пах и ноги, она встала с корточек и протянула ему полотенце. Пе́трович обернул его набедренной повязкой и поцеловал девушку:

– Давай выпьем?

Экзамен

Пе́трович сидел на полу, прислонившись спиной к своему дивану, на котором спала Любляна. Они наскоро и молча поужинали у него в кабинете (девушка расстелила на столе газеты). Любляна от жары сняла джинсы и расстегнула кофточку. Да, бюстгальтеры с чашечкой ей пока не нужны. Она отнесла пластиковую посуду и газеты в мусорное ведро, вернулась: «Дорогой, в приемной холодно, можно