Мальчишки вдыхали тот странный запах, который исходит от земли после бури, и разглядывали хижину. Расколотая пополам крыша зияла огромным беззубым ртом. Дверь повисла на петлях. Эфраим рывком открыл ее. Посмотрел на свои ногти. Затем обернулся к Шелли, который спокойно выдержал его взгляд.

– Когда войдем, будьте осторожны. – Эфраим говорил совсем как Кент. – Прикройте рты.

Крыша провалилась сплошным лоскутом, похожим на волну, готовую накрыть с головой. Ребята прошли по темному коридору, который образовался после ее падения, и обнаружили скаут-мастера Тима среди обломков. Дуб проломил толстые балки хижины и расплющил фанерные стенки шкафа. Ствол приземлился на голову и плечи скаут-мастера.

– Тим? – тихим, неверящим голосом произнес Ньютон. – С тобой все?..

«…в порядке?» – застыло на его губах. Скаут-мастер Тим явно был не в порядке.

Необратимость случившегося обрушилась на Ньютона. Она была и в стволе дерева, который лежал на одном уровне с полом. И в раздавленном, будто яичная скорлупа, черепе скаут-мастера, едва заметно, но жутко видневшемся из-под коры. И в извилистых пурпурных линиях, сбегавших по его плоти: из-за давления раздулись и лопнули капилляры. Кожа выглядела кошмарным пазлом. Необратимость была и в исходившем от тела сладковатом запахе с мрачным оттенком смерти – «Какой-то он ржавый, – подумал Ньютон, – как от разобранного двигателя на свалке», – и в свалившемся со скаут-мастера ботинке. Похоже, тот отлетел, когда рухнуло дерево, и ноги Тима взметнулись вверх. Необратимость была и в бледном пальце, торчавшем из дырки шерстяного носка. И в сверчке, который устроился в разорванном воротнике рубашки и только-только начал тереть лапки, чтобы запеть свою пронзительную гудящую песню.

– Он похож на ведьму из «Волшебника страны Оз», – произнес Шелли. – Ту, на которую дом упал, а не ту, что растаяла.

– Заткнись на хрен, Шел, – прохрипел Эфраим.

Сердце Ньютона раненой птицей билось в груди. Ему хотелось закричать, но звук застрял в легких.

– Что же нам делать? – спросил он. – Он и в самом деле?..

Ньют не смог этого произнести. Мертвый. Само слово было каким-то неподъемным. Он опустился на колени и коснулся руки скаут-мастера Тима. Плоть была холодной и влажной, будто камень в бурной речке.

– Ничего, Ньют, – ответил Эфраим. – Наверное, все произошло быстро, понимаешь? По-моему, он даже ничего не почувствовал.

– Думаешь? – опустив голову, спросил Ньютон.

Макс искренне надеялся, что все так и было. Его затошнило. Скаут-мастер – взрослый, которого он знал дольше, чем кого-либо, не считая родителей, – умер в шкафу. Единственный человек, который мог придумать, как выбраться с этого острова, ушел и бросил пятерых глупых, перепуганных детей.

– Может, нам его похоронить? – предложил Эфраим.

Прежде чем кто-нибудь успел ответить, живот скаут-мастера Тима зашевелился.

Сначала едва заметно – казалось, что внутри нерешительно скреблись крошечные пальчики. Рот Макса скривился. Зрелище было мерзкое, но завораживающее.

– Что… – выдохнул Эфраим, – …это такое?

Кожу скаут-мастера на дюйм выше пупка пробила гибкая белая трубка. Она настойчиво протискивалась наружу и извивалась, словно пробуя воздух на вкус. За ней поспешила еще одна, и следующая. Скоро их стало семь или восемь, они походили на лапы паука-альбиноса, который пытался выбраться из своей норы.

Каждая трубка была слегка бугристой, будто чем-то усыпанной. Макс прищурился. Это… О господи, это рты. Крошечные рты, как у рыбы-прилипалы.

Живот скаут-мастера беззвучно разорвался от паха до груди, точно пищевая пленка. Наружу хлынули сотни червей – уменьшенных версий той огромной мерзости, которая выбралась из незнакомца. Некоторые из них были толщиной с бечевку из лавки мясника, но большинство оказалось слабыми, тонкими и такими же хрупкими, как оборванные нити паутины. Они извивались, скручивались и стекали по пергаментной коже скаут-мастера – лишенная крови и питательных веществ, она стала мягкой и белой, похожей на высохший свиной жир.

Макс заметил, что черви не выглядели отдельными существами. Скорее, они походили на мясистый белый шар, с торчащими из него десятками или сотнями лучей. Словно кто-то собрал их и завязал тугим узлом, как тот клубок, который ребята видели вчера – клубок гребаных змей. Шары из червей падали друг на друга, извивались и дергались. Жуткое шипение исходило из грудины скаут-мастера.

– Нет, – Ньют замотал головой. – Нет, нет, нет…

Звук прекратился. Медленно и мучительно черви, будто единое целое – коллективный разум, – потянулись на голос Ньютона.

– Боже, – произнес Эфраим.

И черви повернулись в его сторону.

Некоторые из них угрожающе распухли, на кончиках выступили крошечные капли. Раздалось несколько тихих хлопков. Легкие нити разнеслись по воздуху, солнечные лучи подсвечивали их призрачные колеблющиеся силуэты.

Эфраим отпрянул. С беспомощным видом он отмахнулся от нитей. И уставился на костяшки своих пальцев, все еще рассеченных и кровоточащих после драки с Кентом.

Макс так хорошо знал Эфраима, что почти видел, как в голове у того складывается безумная мысль: «Они могут проникнуть в меня. Порезы – распахнутые двери в мое тело…»

Сквозь дыру в крыше Макс разглядел осколок ясного голубого неба. Ту мерцающую синеву, которая приходит вслед за сильным штормом. А ниже увидел серую полосу родного острова. Там должны быть его родители. Почему они до сих пор не приплыли? Ни его предки, ни Ньюта, ни Ифа, ни Кента, ни Шелли? К черту старика Уоттерса, раз он не смог поднять свою старую задницу, но почему не появились родители? Отец Кента мог бы воспользоваться патрульным катером, ведь случай особый, верно? Чрезвычайная ситуация. Но нет, они оставили своих детей одних на этом гиблом острове. Двое взрослых уже мертвы, и Кенту приходится несладко. Краше в гроб кладут, как сказала бы мама Макса. Смерть могла бы принести облегчение, только вот речь шла о Кенте. По спине Макса пробежала дрожь – сама мысль о Кенте, о мертвом Кенте, о его теле, захваченном этими тварями…

– Нам нужно убираться, – сказал он. – Немедленно.

* * *

«ЧЕРВИ-ПОЖИРАТЕЛИ ПРОТИВ ЧЕРВЕЙ-ЗАВОЕВАТЕЛЕЙ:

ДВОЙСТВЕННАЯ ПРИРОДА МОДИФИЦИРОВАННОЙ ГИДАТИДЫ»

Выдержка из доклада Синтии Престон, доктора медицины, микробиологии и иммунологии, для 27-й Международной конференции по папиллома-вирусу и Клинического семинара в Бостонском университете, Массачусетс

Поразительные доказательства, найденные в лаборатории доктора Эджертона, свидетельствуют как о новаторской природе его трудов, так и о дикой беспринципности его методов.

Сверстники считали Эджертона патологически скрытным. Разговоры с ним, по словам тех немногих, кто участвовал в подобных беседах, фокусировались исключительно на его работе или работе его соперников.