ребятня. Они работают на троицу «Покровителей». На окраине заброшенный свинарник, там…

— Об этом уже позаботились, — перебила Габриэль. — Больше никого? Правда?

Казначей горько посмотрел на нее:

— Послушай, с тех пор, как я здесь, не прошло и лунного месяца! Будь у нас вдвое больше времени, и нас бы голыми руками не взять! За полгода я заполучил бы все Афины!

— Не думаю, — произнесла Габриэль. — Ипполита, что нам делать с изменниками?

Царица, поразмыслив, пожала плечами:

— В подвалах есть темница. Много лет она пустовала, но теперь я знаю, что с ней делать.

— Вероятно, сейчас там кто-то томится, — ответила девушка. — Например, опальный казначей. К тому же бедняга Полидор наверняка стал его соседом… Это посол, которого бедняки отправили к царю.

На зов царицы явились верные стражи, они забрали подлеца Месмера, Агринона и прочих. Старый противник обернулся и бросил на Габриэль бешеный взгляд, она улыбнулась и помахала рукой ему на прошение. Стражи вывели предателей вон, а командир задержался, слушая приказы госпожи. Их было немало: очистить дворец от посторонних, отыскать и освободить настоящего счетовода, допросить Полидора и всю дворцовую прислугу, проверить, не действует ли кто из них заодно с Месмером, добровольно или под угрозой. И последнее: заглянуть на кухню и велеть подавать поздний и обильный обед; царица изволит есть в малом тронном зале.

— Ух, как я проголодалась после драки! — призналась Ипполита, когда воин с поклоном удалился.

— Проголодалась? Как я тебя понимаю! — ответила девушка. Она вдруг осознала, сколько времени ей пришлось провести во дворце. — Геларион, сходи-ка за Кратосом! Он нам очень помог, думаю, царица захочет на него взглянуть. К тому же твой брат наверняка умирает с голоду!

Геларион возвел глаза к небу, но молча покорился и ушел. Ипполита со вздохом присела на край царского трона. Несмотря на весь шум и суматоху в зале, Тезей до сих пор ни на волосок не двинулся с места и теперь сидел, немигающим, бессмысленным взглядом уставившись на гордую жену-амазонку.

— Надо было спросить Месмера, как вывести царя из этого состояния, — пожалела она. — Хотя в этом я бы ему все равно не поверила.

Ипполита протянула изящную руку и погладила мужа по щеке. В коридоре раздались звонкие шаги, и Габриэль обернулась, но волноваться не стоило: вернулся Геларион, тащивший за собой растерянного, вконец смущенного Кратоса.

Царица поднялась и улыбнулась мальчугану:

— Габриэль сказала, ты очень помог. Благодарю тебя от имени царя и всех Афин!

— О госпожа, — промямлил Кратос, а Геларион торопливо зашептал что-то ему на ухо. Тогда паренек добавил: — Я пытался выручить мать, вот и все.

— Это достойный повод, — сказала Ипполита и взглянула на двух прислужников, торжественно вносивших широкие, уставленные яствами блюда. — Нам подали обед. Судя по твоему виду, он придется кстати.

Кратос, раскрыв рот, рассматривал угощения. Обернувшись к Гелариону и взглянув на его лицо, Габриэль увидела точную копию братца. Прославленный вор не мог скрыть своего изумления.

Это был самый странный обед, на котором Габриэль довелось присутствовать. Геларион и Кратос — мальчишки в уличных лохмотьях, воришки с рынка — уплетали царские яства в тронном зале с поразительной скоростью. Они явно понимали, что такого изобилия им не видать еще очень долго. Ипполита — афинская царица, женщина-воин, вряд ли уступающая Зене — разделяла поздний обед с новыми друзьями и, ничуть не стесняясь, кормила грудью младенца-наследника. Габриэль — девушка, которая всюду чувствовала себя непринужденно, — болтала по обыкновению много и весело. Картину завершал легендарный царь Тезей, неподвижно застывший на своем месте и безразличный ко всему происходящему.

Наконец Кратос насытился, опустился на одно колено и из-под длинных ресниц взглянул на царицу.

— Э-э… Госпожа, — начал он и нахмурился, прислушиваясь к словам, которые зашептал ему на ухо Геларион. — Ваше величество, — учтиво поправился он, — думаю, мне пора возвращаться домой, там много дел. Я должен убедиться, что с мамой все в порядке, а Зена освободила заложников. Э-э… Если вы не возражаете, ваше величество…

— «Госпожа» меня вполне устраивает, Кратос, — серьезно произнесла Ипполита. Свободной рукой она нежно взъерошила его волосы, и, залившись краской до самых ушей, мальчуган улыбнулся в ответ. — Ступай к матери, Кратос, и передай ей слова афинской царицы: она может гордиться своим сыном.

— Но мама не поверит даже тому, что я вас видел, не говоря уж о вашей похвале, — с сомнением сказал Кратос.

— Поверит. Потому что как только в Афинах все наладится, я приглашу ее во дворец и мы обсудим, как помочь беднякам. Сделаем так, чтобы ее сыну не пришлось больше воровать кошельки.

— Было бы здорово, — прошептал мальчуган, не веря своим ушам. Он поднялся, повернулся и быстро вышел из зала.

За его спиной тихо вздохнула Ипполита:

— Мне страшно за детей. И за моего сына. Что если… — она не закончила и с беспокойством посмотрела на девушку: — Габриэль?

Та стояла, стиснув виски руками и закрыв глаза: ее посетило видение. «О, я вижу, все вижу! Этот зал, почти такой, как сейчас; в нем крошечная женщина, совсем без сил. Она замужем… о боги, за Тезеем! Только царь постарел и поседел, он все еще оплакивает первую жену, амазонку. А эта женщина… все ее помыслы налицо: ей нужен только юный Ипполит. Ах, поглядите на него, он свеж и прекрасен, высок и строен!» — видение затуманилось и колыхнулось — вероятно, пролетели годы: «Во дворце ее презирают, ее желание очевидно, а бедный юноша пытается сохранить чистоту». В мозгу Габриэль проносилась картина за картиной, сменяли друг друга гнев, и ревность, и взаимные упреки — и вдруг пустынный берег, холодный, неуютный. Когда-то здесь бежала Аталанта, а теперь видны обломки колесницы и над морем поднимается чудовищный змей толщиною с вековой дуб. Тезей, упавший на колени, рыдает над израненным сыном.

«О богини судьбы, беспощадные Мойры, скажите же мне, что Зена права и все мои прозрения просто чушь, игра воображения!» — про себя воскликнула Габриэль и, задыхаясь, открыла глаза. На лбу у нее проступили капельки пота. Царица и Геларион, пораженные, смотрели на нее. Девушка выдавила слабую улыбку и постаралась принять веселый вид. К горлу подступил комок, испортивший все удовольствие от изумительного обеда.

— О, простите, у меня случаются приступы… э-э, головной боли, — заливаясь краской, пробормотала Габриэль. К счастью, царица была слишком вежлива, чтобы расспрашивать дальше. — Итак, что нужно сделать, чтобы привести царя в себя?

— Бедный Тезей! — вскрикнула Ипполита, на минуту забывшая о муже. Она положила младенца в корзинку и встала из-за стола.

— Любимый, — тихо прошептала она, склоняясь к царю,