– Когда-нибудь мы обязательно ее найдем.

Мэфи прижался к моей груди и вздохнул.

Императорский остров

И зачем я переключила внимание отца с Баяна на себя? Теперь он прикажет Тирангу вспороть мне живот?

Я чувствовала, как пульсирует вена на шее за ухом. Мы с отцом смотрели друг другу в глаза. Мне очень хотелось отвести взгляд и как-нибудь извиниться, но я сидела с высоко поднятой головой и внимательно наблюдала за малейшими переменами в лице отца.

Гнев, горячий, как горн в кузнице. Потом страх, но он промелькнул так быстро, что я едва его не упустила. И наконец – тревога.

– Возможно, безрассудству можно научиться, – неохотно ответил отец. – Я стараюсь учить обратному.

Тиранг вернулся на свое место, как будто и не стоял в шаге от того, чтобы выпустить кое-кому кишки.

Я выдохнула. Баян, похоже, перестал соображать от облегчения.

Но я понимала, что для меня опасность еще не миновала. Отец продолжал смотреть на меня.

– Ты считаешь, твое благоразумие позволяет указывать мне на его отсутствие?

– Нет, конечно нет, – ответила я и на этот раз опустила глаза.

– Позволь напомнить, что у тебя всего лишь шесть ключей.

Девять – мысленно уточнила я.

– Да, это так.

Я слышала, как он пошевелился на подушке и как его пальцы коснулись стола. Когда я снова посмотрела на отца, он уже отодвинул тарелку и сидел, сцепив перед собой руки.

– Ты сказала, что медитировала, чтобы вернуться в свое прошлое. Думаю, это хорошо, что ты наконец решила приложить хоть какие-то усилия. И твои усилия приносят плоды. – Отец потянулся к поясу, достал из кармана ключ и положил на стол. – У меня к тебе несколько вопросов.

Впервые после такого вступления я не почувствовала себя слабой и беззащитной. Во мне закипела злость. Отец положил ключ так, будто я собачонка, а ключ – лакомство. Да, он даст мне лакомство, но только если я исполню какой-нибудь трюк. Я столько раз оставалась без вознаграждения. Но в этот раз я успела прочитать кое-какие записи в дневнике. В моем дневнике.

– Спрашивай.

Вероятно, отец, глядя на меня, уловил намек на закипающую во мне злость: я видела, что мой ответ застал его врасплох. Баян весь сжался на своей подушке, как будто хотел провалиться под пол.

– Как звали твоего лучшего друга детства?

Первые два вопроса я пропустила – отец всегда задавал три, – хотя что-то мычала, как будто и правда силилась вспомнить.

– Может, я еще недостаточно медитировала? – предположила я после второго вопроса.

Отец только недовольно глянул на меня и задал третий вопрос:

– Каким был твой любимый цветок?

В первых страницах дневника лежала спрессованная высушенная веточка с цветками жасмина, их аромат смешался с запахом старой бумаги.

– Жасмин. – Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. – Думаю, я хранила его даже после окончания сезона. Я сушила цветы между листами бумаги, и они продолжали пахнуть даже спустя много времени.

Лицо отца как-то обвисло. Что это было? Удивление? Что-то еще? Надежда? Он действительно надеялся, что я верну свои старые воспоминания? Если так, почему сам не рассказал о них, у него ведь была такая возможность, и не раз?

– Да, ты любила жасмин даже больше, чем все диковинные лилии в нашем саду, – тихо сказал он и посмотрел куда-то вдаль.

Я позволила отцу предаться воспоминаниям, хотя мне очень хотелось тряхнуть его и спросить, что за образы возникают у него в голове.

Но я подождала какое-то время, потом кашлянула и спросила:

– Ключ?

Отец встряхнулся и стал больше похож на старика, каким он и был на самом деле.

– Да. – Он передвинул ключ в мою сторону.

Я выждала, пока отец не уберет руку со стола, и только после этого взяла ключ.

Ключ был небольшой, бронзовый, еще теплый, на головке был выдавлен обыкновенный бамбук. Он был попроще всех ключей на отцовской связке, но со временем я начала понимать, что замысловатые узоры на головке ключа и ценность секрета за запертой дверью никак между собой не соотносятся.

– И где та дверь, которую он открывает?

– Сама найдешь. А теперь вы двое можете идти.

Отец пренебрежительно махнул рукой, и Баян вздрогнул, словно ожидал второго удара. Я почти ничего не съела, но все равно послушно встала и понаблюдала за тем, как Баян поднимается из-за стола. Казалось, что по мере того, как он выпрямляется, к нему возвращается чувство собственного достоинства. Баян разгладил тунику и вытер уголки рта. Отца он обошел по широкой дуге, а проходя мимо конструкций к двери, держался от них еще дальше.

Я вышла следом за ним в холл. Дверь со щелчком закрылась, и я услышала, как Илит начала говорить что-то о налогах и пошлинах.

Баян не ушел сразу. Он медлил, переминался с ноги на ногу, как будто понимал, что должен пойти куда-то, но не был уверен куда.

Я притворилась, будто собираюсь пройти мимо.

– Спасибо, – сказал он. – Ты не обязана была меня выручать. И для тебя было бы лучше, если бы ты этого не делала.

Я окинула его оценивающим взглядом:

– Не сделай я этого, мне пришлось бы наблюдать за тем, как Тиранг выпускает тебе кишки. Не лучшее развлечение за едой.

Баян нервно хихикнул, и все его изящные манеры и заносчивость вдруг куда-то улетучились.

– Ты не обязана была это делать, – повторил он и крепко сжал губы. Взгляд у него стал спокойнее, хотя лоб еще блестел от испарины. – Спасибо.

– А тебе спасибо, что посоветовал мне медитировать. Мне это определенно помогло.

– Я не собирался тебе помогать и медитировать посоветовал не из добрых намерений, – признался Баян.

– Знаю.

Но он не ненавидел меня. Странно, но я почувствовала, что благодарна ему за это.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза. У Баяна был задумчивый взгляд, как будто он мысленно что-то взвешивал. Потом он сунул руки в карманы и глянул на мой кулак, где я все еще сжимала ключ:

– Этот ключ. Я знаю, от какой он двери.

– От какой?

– Я тебе покажу.

Я бы предпочла, чтобы он просто рассказал, где эта дверь, но мне не хотелось потерять это пусть и недолгое расположение соперника. В общем, я пошла за Баяном по бесконечным коридорам дворца, а он ни разу не обернулся, чтобы проверить, иду ли я за ним, даже когда мы проходили мимо слуг и поднимались на более маленький по площади третий этаж. В итоге пришли к заднему фасаду дворца, который выходил на горы.