– Хорошая идея. – Отец кивнул. – Я рад, что ты пытаешься вспомнить. Многое стерлось из твоей памяти, но молодая женщина, которой ты была… она еще здесь. Я в этом уверен.

Он посмотрел куда-то мне за плечо.

А что не так с молодой женщиной, которая сейчас стоит перед ним?

Я кашлянула и переступила с ноги на ногу.

Скорее бы он уже ушел. Если подумает, что мне не терпится вернуться к медитации, тем лучше.

Не то чтобы я не хотела все вспомнить, я хотела. В первое время я денно и нощно копалась у себя в голове, пытаясь найти себя прошлую. Я цеплялась за любую мысль, раскручивала ее до бесконечности, но результат был такой, как будто мне голову стягивали железными обручами.

Нет, все, что у меня есть, – это я настоящая.

Отец заметил мое нетерпение. Могло ли быть иначе?

– Меня восхищает твоя самоотдача, – низким хрипловатым голосом сказал он. – Но я хочу, чтобы сегодня ты пообедала со мной и с Баяном. Нам есть что обсудить, и я бы хотел, чтобы ты присутствовала.

Решиться было непросто. У меня под кроватью лежала наполовину сшитая конструкция, а с ней дневник и книга с командами для начинающих. Отец сказал, что хочет видеть меня на обеде, но на самом деле это означало, что я должна пойти с ним. Он не приказывал мне напрямую, но его вежливость можно сравнить с тонким покровом, который легко улетучится, стоит мне ослушаться. Поэтому я, пока он не понял, отчего я замешкалась, шагнула за порог и закрыла за собой дверь.

Отец не двигался с места. Мы стояли друг перед другом. Даже старый и сгорбленный, отец был немного выше меня, а посох делал его худую фигуру более внушительной. От его мантии исходили горячие волны, как от очень яркой и очень быстро сгорающей свечи. Запах сандалового дерева и горького чая заполнил мои ноздри.

Отец бросил на меня оценивающий взгляд, развернулся и зашагал по коридору. Подол его мантии волочился по полу и напоминал накатывающие на берег волны.

Я пошла следом.

Обеденный зал располагался рядом с комнатой вопросов. Баян уже был там, сидел по правую руку от отцовского места. Мне приготовили место напротив них. Это было таким посланием для меня… Но в самых незначительных действиях отца всегда скрывалось какое-нибудь послание для меня, и все их значение сводилось к одному: я не принадлежу к их кругу.

Я первой заняла свое место. Слуги сновали туда-сюда. Отец медленно опускался на подушку. Посох положил рядом, одной рукой оперся на стол, а второй – на собственно подушку. Казалось, еще чуть-чуть – и я услышу, как скрипят его старые кости.

По правую руку от меня дымилась чашка с жасминовым чаем, в тарелке напротив в окружении блестящих зеленых овощей и белого риса лежал маленький фаршированный цыпленок с золотистой корочкой. Я почти забыла, какие блюда подают в обеденном зале. Отец редко просил меня пообедать с ними, и я чаще питалась тем, что слуги приносили в мою комнату.

Но лично меня это очень даже устраивало: обедать в обществе отца и Баяна в роскошном обеденном зале все равно что быть приглашенной на трапезу с акулами.

Зачем я здесь? Для компании или для того, чтобы послужить для них «основным блюдом»?

В конце стола были приготовлены еще четыре места, но тарелок напротив них не поставили.

В зал вошли четыре главные конструкции отца. Я сразу напряглась. Слуги заработали еще шустрее, ясное дело – они, как и я, хотели как можно скорее уйти из зала, но у них была такая возможность, а мне оставалось только им позавидовать.

Тиранг – конструкция Воин, обезьяна с когтистыми лапами и длинной волчьей мордой. Он сел ближе всех к отцу.

Потом Илит – конструкция Лазутчик, она занимала в два раза больше места, чем остальные. Села и положила на стол свои многочисленные паучьи лапы.

Мауга – конструкция Чиновник, большая голова ленивца на туловище медведя. Он двигался, как медведь после спячки, опустился на свою подушку и раскачивался взад-вперед, пока не устроился поудобнее.

И наконец, Уфилия – конструкция Торговец, лиса с двумя парами крыльев ворона. Беззвучно ступая на мягкие лапы, с прижатыми к туловищу крыльями, она подошла к своему месту, села и сразу принялась чистить морду передними лапами.

Эти четыре конструкции мне надо взять под свой контроль. Если получится, я заслужу уважение отца.

Отец приступил к трапезе. Руки у него тряслись, я даже боялась, что он не донесет кусок до рта. Но когда он заговорил, голос у него был полон энергии:

– Какие новости?

Первым взял слово Тиранг, голос его звучал, как песок между каменными жерновами:

– Ваши солдаты на пределе. Повстанцы мало того что свергли губернатора – они еще и обосновались на нескольких островах Хвоста Обезьяны. Чуть больше сотни солдат были разобраны. Я бы хотел попросить им замену.

Отец отложил ложку:

– Если Мауга не в состоянии их починить, значит у тебя стало на сотню меньше солдат. Замены не будет.

– Может, я… – Баян подался вперед.

Отец остановил его одним презрительным взглядом и посмотрел на Илит. Я задержала дыхание.

Илит защелкала челюстями:

– Безосколочные распространяют свое влияние. Люди недовольны налогами, а недавнее потопление Головы Оленя вызвало еще больше недовольства. Они не верят в то, что вы их защищаете, из этого следует второй пункт моего доклада: люди плохо относятся к Празднику десятины. Даже некоторые губернаторы сомневаются в его необходимости. Аланга давно изгнана из Империи, люди больше не считают их угрозой.

– Я изо дня в день работаю, чтобы сохранить Империю, – прорычал отец и сжал кулак, – а это неблагодарное отродье думает, что сможет выжить без меня. Десятина – невысокая цена за защиту, которую я им обеспечиваю. Я создаю конструкции и слежу за тем, чтобы они всегда были начеку. Во времена моего деда люди были благодарными, они считали честью отдать свой осколок. А теперь ноют, что из-за Десятины умерло несколько детей, жалуются, что осколки забирают дни их жизней, в то время как я отдаю Империи всю свою жизнь.

Мы с Баяном сидели молчком, потому что понимали: стоит сказать хоть слово – и гнев отца переключится на нас. Мы ощущали его, как живое существо, он был подобен слепой змее, которая ждет, когда шевельнется мышь.

Наконец отец вздохнул и махнул рукой:

– Мауга, распусти по островам старые истории. Найми труппу, пусть поставят представление «Восстание Феникса». Эту историю все любят, она напомнит людям о том, что для них сделали мои предки. О том, что́ мы до сих пор продолжаем для них делать. Мы обеспечиваем им безопасность. Они живы благодаря нам.

Мауга проворчал что-то себе под нос, пошевелился, и его когти громко заклацали по столу.

Илит посмотрела на нас с Баяном, потом перевела взгляд на отца:

– В историях нет особой необходимости. Ко мне поступили рапорты, что артефакты Аланги просыпаются.