Наше молчание тянулось, казалось, уже целую вечность. Но слова и не требовались, всё было понятно и так, без слов. Наверное, умение молчать в острые эмоциональные моменты я получила в подарок от него.

Он не выдержал и всё же посмотрел на меня большими и выразительными карими глазами, и его губы, как показалось, непроизвольно сжались в горькой досаде.

Я прижалась к нему ещё ближе, запустив руки под его расстегнутый плащ, под джемпер на молнии. И он непроизвольно вздрогнул от холодного прикосновения рук.

И это случилось! В последний раз наши губы сплелись в жарком поцелуе. Он всегда говорил, что для него поцелуи – это откровение. Сплетение тел в сладком экстазе – неизведанная карта, которую, даже изучив, хотелось изучать снова и снова. По его словам, плавные изгибы моего тела, моя грация, бархатистый оттенок кожи, нежные, словно шёлк, прикосновения рук, волновали его разум так, что он боялся потерять рассудок после встречи со мной. А для меня стирались границы времени и пространства, когда он был рядом. Весь мир вертелся в странном и безумном ритме страсти, когда я осязала вкус его тела.

А осенний ветер всё с неослабевающим, почти садистским усердием бросал в лицо жесткие снежинки вперемешку с дождем. Казалось, что сама природа сопротивлялась тому, что мы, люди, называем разумным выбором, стремлением к лучшему будущему, потому что, когда рушится связь между мужчиной и женщиной, в природе умирает ещё один огонек света, и всё вокруг тускнеет. Сколько сил вложила КРАСОТА в то, чтобы создать такую любовь, и как мало времени потребовалось человеческой мысли, чтобы разрушить её.

Он, выпускник Дипломатической академии, уезжал с миссией в Йемен. Первая заграничная командировка манила красотой страны, новыми эмоциями и впечатлениями. Взять меня с собой он не мог, но и я бы не оставила работу, которая, несмотря на весь тот хаотический ужас и бесконечную телефонную суету, мне нравилась и сулила финансовые перспективы.

– Сохрани! – помню, что я прошептала.

В последний раз я прижалась к нему крепко-крепко, положив голову на грудь. В последний раз отдала частичку согревающего света. И я расцепила руки. Отпустив его, дала свободу, о которой мы всегда говорили, но сейчас со всей злобой, на которую только может быть способен человек, ненавидели. Внешняя непроницаемость отдавалась у меня внутри жестокой болью и печалью.

Мир растворялся вокруг, таял, превращаясь в нечто серое и неприглядное. Исчезали уже потерявшие свое одеяние деревья; прохожие, спешившие домой с работы, старались как можно быстрее укрыться в метро от злого ветра; исчезали здания и проезжающие где-то вдали автомобили, дороги и кремлевский парк, вечный огонь и почетный караул. Растворялось всё.

Я догадывалась, что он скоро уедет. Всё было настолько красиво, страстно и безмятежно, словно в сказке, что просто по всем законам подлости не могло быть бесконечным. И он сказал мне об этом, когда мы лежали в постели. Я нежилась в его объятиях, а в голове звенели колокольчики, как в мультиках про «Тома и Джерри», что я не сразу услышала и не поняла сказанного.

– Что ты сказал? – лишь переспросила я, улыбаясь от счастья.

Он взял меня за руку и потянул к себе. Я устроилась рядом, уткнувшись в ложбинку между его грудью и рукой. Поцеловала.

– Я должен буду уехать, – повторил он.

– Уедешь, – мои руки гладили его волосы, – когда ты уедешь, я хочу, чтобы ты сказал мне об этом. Не бросай меня, как игрушку.

Перед самыми турникетами он успел схватить меня за руку и одернул. Его лицо казалось напряженным, а на глазах наворачивались слёзы, но он большим усилием воли старался их сдерживать.

– Я уезжаю, – только и сказал он.

Из глаз покатились слёзы. Но он понял, что это были слёзы радости и облегчения. Он обнял меня и поцеловал так, как никогда в жизни. Он дал мне последний дар, который может дать мужчина женщине. Не любовь, не страстное желание обладать, не сердце, не душу и ничего такого похожего, а нечто большее.

Если есть ангелы, то я знаю, как светится их облик, а лица улыбаются и сияют.

Он был моей мечтой! Тем мужчиной, который появляется, чтобы показать быстротечность жизни, бессмысленность карьерного роста и беспричинных сидений за компьютером на работе.

Он появился, чтобы дать мне глоток свежего воздуха жизни, настолько свежего, от которого пьянит душу. Он появился, чтобы разрисовать яркими весенними красками моё полное праздности существование, чтобы показать великолепие мира в его вечной изменчивости. Почувствовать и познать любовь, как высшее творение Господа, Природы, Красоты или ещё какой неведомой силы, как великий дар, как совершенный предел мечтаний.

Он научил меня видеть, а не смотреть, слушать, а не слышать, прикасаться, а не трогать, растворяться, а не поглощать. Это его последний дар, свет которого не дает мне забыть, для чего есть женщина на земле».

* * *

Солнце первыми лучами предательски прокралось через шторы и сквозь призму оконных стекол заиграло зайчиками на лице Сергея. Недовольно поморщившись, он спрятался под одеяло. Между тем, поселившееся со вчерашнего вечера странное и смешанное чувство так и не давало Разумовскому покоя. После услышанной истории ему казалось, что он мог знать Наташу задолго до того, как повстречал на объекте «БОР». И не потому, что все романтические истории о потерянной любви походят друг на друга, а потому, что Сергей просто так чувствовал. А чувствам он доверял. И как всегда бывает в таких случаях, его неожиданно осенило: в далеком 2003 году, готовясь к выпуску из Академии ФСБ России, он, Игорь Кириллов и Максим Доментьев сидели уже поздней ночью за подшивкой парадной формы одежды…

«… и то, что жили они в одной комнате – по распределению начальника курса, – иначе, чем судьбоносным стечением обстоятельств и не назовешь. Игорь Кириллов – москвич с болгарскими корнями – поступил в Академию случайно, подойдя к выпуску с прекрасными результатами и проявив незаурядные способности аналитической деятельности.

Сергей Разумовский – математический гений курса и уроженец тамбовской земли, сохранившей аристократические традиции царской России, черты чего в нём и проявились в полной мере. Он в Академии оказался случайно, не предполагая, что выпадет «такая честь», хотя в «контору» и стремился, понимая, что именно там сможет раскрыть свой потенциал.

В отличие от друзей несколько молчаливый и спокойный Максим Доментьев точно для себя ещё в школе определил, куда и зачем он хочет поступать, потому в сравнении с сожителями по общаге его учёбу в Академии случайной не назовёшь.

– И? – вопросительно бросил Разумовский в сторону Игоря.

– Что? – не поднимая головы, буркнул в ответ Игорь.

Разумовский отложил в сторону китель с наполовину пришитым правым погоном.