****

На одной из башен Нахолмска. На следующий день.

— Что делать будем, Шустрый?

— Еще раз назовешь меня так, Сытый, и я не посмотрю на твои седины. Так что ты имеешь в виду, казначей Ругерн?

— А то не понятно, хм(с сарказмом), глава Брант? С этим что делать будем? — при этом давно немолодой темноволосый усач в зеленом кафтане указал рукой куда-то за стены. А почесав под шапкой, продолжил. — С этой рожей здоровенной, которую нам предлагают победить в поединке удальцов. Что молчишь?

— Ну да, неожидано, — вздохнув, пожал широкими плечами поскучневший светловолосый бородач в красном плаще на плечах. А непроизвольно потерев застарелый шрам на лице, продолжил. — Неожиданно и неприятно, что в этом годе припёрлось аж но четверо синеспиных. Хотя сам Набег какой-то подозрительно малочисленный. Желтобрюхих, вон, и трёх десятков не наберется, а буробоких так и вовсе сотни две.

После чего лидер Гильдии кивнул на лагерь осаждающих, где виднелось множество подобий индейских типи, более известных как вигвам, но это не оно. Ну и один большой шатёр, явно трофейный, ибо из пёстрой, но давно уж выгоревшей и латанной ткани. Более асоциирующихся с кочевниками кибиток-юрт, то есть обтянутых кожей или войлоком сборных конструкций, в лагере не имелось. Набег-то прибыл верхом, без повозок. Да и заводных волколаков не имелось из-за особенностей приручения данной инопланетной фауны.

— Ну и? — привлек внимание задумчивого собеседника казначей Гильдии. — Кого выставлять станем? Чемпиона сопостовимого уровня не имеем. Да организмов в этот раз у нас почти не осталось, чтобы выгнать их на стены да жизнями этого мусора откупиться за то, что против нашего бойца выставят желтобрюхого увальня какого-нибудь. Вон, харя какая в бой рвется. У него одна рука толще, чем моя нога. И длиннее, похоже. Как такую образину валить? Кем?

— Да, с уведёнными организмами тот новенький нам подосрал, — согласно покивал глава Гильдии. А вздохнув, продолжил явно неприятную ему тему. — Не ждал я, что молодняк такой воинственный в этот раз из степи полезет. Не учёл, что посадских доходяг не стоило бы отпускать. Тут ты прав с этими своими намёками.

— Прав-неправ, а делать-то что?

— Дурачком не прикидывайся. Что-что — голубоглазых баб искать! Хотя чего их искать-то. Я ведь не зря в борделе троих таких на особом счету содержу. Одна, правда, свалила в закат. Но она была черноволосая, так что красить бы пришлось, а то ведь зеленозадым блондинок подавай. Остроухих у нас не водится, поэтому с ушами, я так понимаю, они сами там что-то придумывают. Эстеты, бл...

— У тебя ж в гареме еще две таких! Обе светленькие. Ничего красить и не надо. А то сок из пятилетних шишек желтянки слишком уж накладно получать. Да и такое лучше уж местным продавать. Они за концентрат золотом по весу платят, не хуже чем за жгучий порошок из пряного корня или мыльную выжимку из душистой лианы. Да и не нравятся лобастым эти вот «куклы» с неживыми, после сока-то, противно-желтыми волосами. Натуральных подавай(сплюнув).

— А ты не путай мой личный гарем с общественным. Эм, с борделем. Ишь какой! На чужое не раззевай роток! Понял?

— Раззевай – не раззевай, а три бабы надоть. И чтоб не старые были.

— Чего эт сразу три?

— А думаешь, лобастые зря такую громадину выставили? Торгуются, поскудники. Ох грехи мои тяжкие...

— Не начинай, а? Нормально ж разговаривали. Без этих твоих религиозных стенаний и поминания строк святого писания.

— А как иначе-то? Баб потребно отдать не одну и не две, да еще и обставив в виде действа, иначе эти вот Льд’Ар и даром не сдались лобастым. А на такое все кому не лень обратят внимание и, не приведи Господь, заподозрят в сговоре с исчадиями адовыми. Какая-нибудь гнида стуканет отцу Михаилу, а тот за, эм, прощение нам, именно что тяжких, грехов наших возьмет да затребует: изрядно красок ярких цветов диковинных. Сука жадная. Прости мя Боже. Да и наши все, как пить дать, призадумаются. Кой-чего припомнят. Ну и спросят так невзначай. Мол, скажи-ка, Шустрый ты наш глава Брант, а не в обмен ли на то-то и то-то в таком-то годе было это и так-то? Спросят ведь. Найдется кому. А это пошатнет наши позиции. Ох пошатнет. Вся надежда на отца Михаила, который, ясен пень, еще чего-нибудь к краскам пожелает за, так сказать, вразумление смутьянов, чтоб отступилися, гнева Матери-Церкови забояшиси.

— Ну дык, ты казначей, вот и...

— Да с каких я те возьму стоки-то, а? Нема! Нет, и не проси, а то знаю я...

— Это ещё что за явление? — прервал Брант разошедшегося оппонента и указал куда-то на реку.

— Шеломы вроде как у отщепенцев. Ну, которые ушли за новеньким. Морды вот только запрятаны — не пойму, кто это такой бравый там, — приложив ладонь козырьком, вгляделся вдаль Ругерн .

В данный момент по реке, откуда-то с востока, двигался небольшой, но ладный плотик. Вроде бы и привычной конструкции, но будто на баллонах с воздухом для большей плавучести.

Хотя ничего удивительного, имея-то чудо клей-лак, коим даже тряпью можно обеспечить вполне себе герметичность.

И на этом вот плавсредстве, правя шестами, разместились трое незнакомцев. Мало того что их лица прикрывали весьма широкополые «вьетнамские» защитные наголовья, так еще и платки повязали, намеренно затрудняя узнаваемость. Две фигуры были в привычно-коричневых плащах, которые скрадывали детали их, собственно, фигуры. А еще одна неизвестная, но узнаваемая персоналия была в чёрном.

— Вон тот — точно их главный, — ткнул пальцем казначей.

— Это в черном который? — уточнил глава.

— Да. С тростью. Ну ли дубиной — не пойму.

— Тогда кто другие двое? Явно не новички — гляди, как ловко держатся. И мечи, вон, из-под плащей видать, — нахмурился бородач, когда плот причалил, и пассажиры лихо покинули его, перепрыгнув на пристань перед опустевшим посадом. — Вон то, похоже, и вовсе баба.

— Пониже которая? Вёрткая такая, да? — уточнил усач, тыча рукой.

— Угу.

— Тоже так подумал. А вот второй здоровяк, эм, даже и не знаю — кто это может быть такой. Среди свежих ведь не было никого столь богатырских статей. Хм(задумчиво), странно это.

— А что, вообще, соглядатаи-то докладывают? — оторвав взгляд от загадочных анонимов, перевел