тарелкой. Искоса понаблюдав за младшеньким, который, наколов на вилку сырник, рассматривал его со всех сторон, словно искал там тайный чип, мама лениво поинтересовалась:

– Что с нашим мальчиком? Куда он дел аппетит?

Сын не услышал родительницу, а Ян хихикнул:

– Аппетит нашему Эрику заменили мечтания.

– О чем? – не спуская с младшего сына глаз, спросила она.

– Мама… – протянул на улыбке старший, мол, какая ты недогадливая. – О куколке лупоглазой.

– Заткнись, – беззлобно бросил в его сторону Эрик.

– Она на него плохо влияет, – заводил брата Ян, но безуспешно.

– Что за девочка? Из какой семьи? – проявила ленивый интерес мать.

– У него спроси. Она такая… – Ян пощелкал пальцами у своих глаз. – Глазунья.

– Перестань называть ее жратвой, – промямлил Эрик.

– Вот, – указал ладонью на брата Ян. – Видишь, мама?

– Эрик, думаю, девочка не повод грустить, – сказала Рима.

– А я про что! – подхватил веселый Ян. – Куколок в его жизни будет тьма, сам видел, как на его шее висла одна, так любит его.

– Отцепись от меня, – на этот раз огрызнулся Эрик.

– Папа, отвлекись, – призвал старший сын.

– Что такое? – не отвлекся тот.

– Твой сын ведет себя, как маргинал, займись его воспитанием. Ну, хоть ремень достань и помаши им, что ли.

Эрик бросил вилку с несъеденным сырником и ушел из-за стола. Выходка младшего сына «разбудила» отца, и, глядя ему в след, он спросил:

– Что это с ним? Почему Эрик вилками швыряется?

– Если б ты иногда присутствовал на завтраке, знал бы, – произнесла Рима, запивая шпильку зеленым чаем.

– А я разве бываю в другом месте? – изумился глава.

– Я же не сказала «был», а сказала «присутствовал», – усмехнулась жена. – Можно быть, но отсутствовать.

– Ой, как я не люблю вот эти твои…

Не найдя нужных слов, ибо словарный запас у Клима Ефимовича страдает недостачей, он покрутил в воздухе растопыренными пальцами.

– Пассажи? – подсказал Ян.

– Без тебя обойдусь, – огрызнулся папа. – Так что с Эриком?

– Ребенок влюблен, – сказала Рима.

– В который раз? – хмыкнул Клим Ефимович.

– Последняя любовь всегда бывает самой сильной.

– Ой, опять! – сморщился отец, тем самым бросив упрек жене, мол, снова пассажи. – А почему бесится?

– Она не отвечает взаимностью, – хихикнул Ян.

– Ах, ты боже мой… И что, из-за этого вилки бросать?

– У Эрика кровь бурлит, папа…

Так как голова не шибко вертелась на плечах, папе легче повернуться всем корпусом, чтобы сказать конкретно жене, послав интонацией упрек:

– Твоему сыну пора стать взрослым, а он совсем от рук добился. Дурью мается. Распустила пацана.

У жены всегда найдется ответное слово:

– Дорогой, если ты сделаешь генетический анализ, то очень удивишься и даже расстроишься, узнав, что Эрик еще и твой сын.

Вот совсем необидно сказала, тем более чистейшую правду, а Клим Ефимович завелся, чувствовал он себя после ее невинных высказываний дебилом, которого развели. Кинув салфетку на стол, он удалился с видом загнанного кролика, буркнув старшему, чтобы тот шел за ним. Ян не сразу отправился за отцом, он допивал свой сок.

– Янек, ты злодей, – сказала Рима со свойственной ей индифферентностью. – Ты провокатор. Постоянно вносишь в нашу идиллическую атмосферу ядовитую струю. Сыночек, ты не любишь младшего брата?

– Ну, что ты, мама, – рассмеялся Ян. – Люблю, потому и кусаю… э… вырабатываю иммунитет, силу духа. Он же как дикий звереныш, пора из него делать тигра.

– Господи, как скучно, – поднялась с места Рима. – И тривиально. Детка моя, живи и радуйся, не трать зря свое время на тщетные усилия.

– Идешь утешать слабое звено нашей семьи?

– Знаешь, милый, Эрик меньше всех нуждается в утешении, он слишком самостоятельный, именно это меня и пугает.

Комната Эрика на третьем уровне, мальчик не любил, когда к нему заходили родные, потому и выбрал самый верх квартиры. Этот дом строился по эксклюзивному проекту, этажность с внешней стороны трудно определяема, так как балконы и окна расположены на разных уровнях и хаотично. Эрик не пускал и домработницу, сам справлялся, за что подвергался насмешкам со стороны Яна.

Рима считалась с желаниями своих детей, правда, не всегда ей нравились их поступки. Придерживая подол длинного домашнего платья, она добралась до третьего уровня и, постучавшись, не услышала разрешения войти.

– Эрик, можно? – подала она голос, чтобы дать знать мальчику: это она, а не папа или Ян.

Собственно, матери отказать повода не имелось, потому дверь отворилась сама собой – устройство придумано сыном. Эрик мог стать изобретателем, но идея не понравилась отцу, ведь его сыновья обязаны идти по стопам великого родителя, а что такое инженеришка – нищета и убогость. Тогда младшенький заявил, мол, пойду в медицину, там еще меньше платят, но не везде – заметила мама, например, пластические хирурги, стоматологи… Сын свирепо перебил:

– Стану терапевтом!

Рима поняла: лучше молчать, а то ведь так дитя до санитара докатится. Но одно она усвоила четко: Эрик способен из вредности причинить себе вред, а в чем причина такого странного поведения, не понимала до сих пор.

У сына был порядок, чему она безмерно радовалась, неаккуратность, по ее мнению, признак ничтожности личности, какими бы высокими материями они ни прикрывались, оправдывая неряшество. Только боксерская груша портила интерьер, но это мелочи. Сам же сын лежал на диване с толстым фолиантом в руках, на котором красовалась устрашающая надпись «Анатомия». Конечно, Эрик и не думал вставать – воспитанию он не поддается.

Рима села у его ног и осмотрелась… Четыре портрета хорошенькой девушки на всех стенах (по одному на каждой стене, чтобы видеть ее со всех сторон, надо полагать) она изучала недолго, после чего поинтересовалась невыразительным тоном:

– Это она? Та девушка, про которую говорил Янек?

– Не знаешь, зачем люди задают вопросы, на которые знают ответы? – кинул сын встречный вопрос.

Так всегда: поставит в тупик и – не сразу сообразишь, что сказать, дабы сохранить лицо. Неуправляемый ребенок, а должен выпрыгнуть из подростковых штанишек давно. Рима сделала вид, будто не расслышала тупикового вопроса:

– Хорошенькая. Но не настолько, чтобы из-за нее страдать…

– А кто сказал, что я страдаю? – ухмыльнулся Эрик. – То есть дома – да, я страдаю. До-ма! Потому что здесь… как в холодильнике на полке. У нас же все… ненастоящее. Хочется сломать, разрушить, снести…

Ого, куда его занесло. Эрик, конечно, загнул, потому что мебель, люстры, посуда и остальное – настоящие, на каждой вещи стоит престижное клеймо, а это не просто знак качества, это знак сумасшедших денег. Рима прекрасно поняла смысл сказанного сыном, но у нее имелся веский аргумент:

– Знаешь, там, где много настоящего, не меньше и проблем, я не хочу, чтобы ты столкнулся хотя бы с одной из них. Тебе