скоро двадцать один год, ты достаточно взрослый, а взрослые обязаны реально смотреть на устройство мира. Прошу тебя, научись сдержанности, не всегда нужно обнажать душу и показывать свое отношение к окружающим. Доброжелательность, сын, творит чудеса.

Эрик улыбнулся, он любил свою красивую, умную и практичную маму, но их взгляды – какая жалость! – не совпадали. Не хотелось ему и дальше толочь воду в ступе, он действительно вырос, жаль, что этого никто из домашних не замечает, а потому схитрил:

– Я постараюсь. Правда, мама, постараюсь. Но если Янек будет дразнить меня, на правах взрослого мальчика дам ему в морду.

– Ха-ха… – Рима наклонилась к сыну, чмокнула его в нос. – Есть масса других способов поставить задавак на место. Ищи их, коль ты взрослый.

Она тонко чувствовала, когда нужно дать задний ход буквально. Рима поднялась и пошла к выходу, так как посчитала, что последних провокационных фраз достаточно. Да, она знала: Эрик наизнанку вывернется, доказывая, что он взрослый, а мама всего лишь дала направление – куда ему стремиться, не нажимая. И так всю жизнь действовала: без криков, скандалов, ругани, драк. Но при всей ее самодостаточности и самоуверенности внутри Римы что-то тревожно дрогнуло, она, взявшись за ручку двери, оглянулась и еще раз строгим материнским взглядом прошлась по портретам девушки.

– Мама, что ты выискиваешь в Дашке? – подал голос сын, притом лицо его было закрыто «Анатомией». – Ну, скажи, скажи, что она тебе не нравится.

– Не скажу. Я же не видела ее живьем, не слышала голоса, не разговаривала с ней, я вообще ее не знаю, а по портрету судить неумно.

– Это ничего, ты привыкай к мысли, что я женюсь на ней, как только Даше исполнится восемнадцать.

Оказывается, даже такую суперледи можно довести до растерянности. Новость совсем дикая, а зная характер сына, тут впору закричать «караул!». Однако Рима умеет делать одно важнейшее в жизни дело, которым далеко не все владеют, – не спешить! Ни при каких обстоятельствах не спешить, даже если небо обрушится на голову – не спешить.

– Даша знает о твоих намерениях? – спросила она.

– А какое это имеет значение?

– Хм, действительно. Никакого, если так решил мой сын. Как я понимаю, это событие случится скоро…

– Весной… в крайнем случае летом.

– Угу. Ладно, летом так летом.

Она вышла из комнаты сына озадаченной, теперь и у нее начинаются проблемы, ведь дети – это святое, ради них она весь мир превратит в труху.

Часть четвертая

Иллюзии с обманом

Супружеская пара заметно волновалась, выглядела жалко. Глаза обоих выдавали поселившуюся внутри надежду, что беда пришла не к ним, но все же растерянность и беспокойство, страх ожидания явственно обозначились на лицах. Павел искренне жалел этих симпатичных людей, так как знал: сейчас их надежда умрет, а страх превратится в ужас. Фото девушки, которое супруги принесли в полицию, чтобы лицо пропавшей дочери растиражировали и распространили по городу, надежд не оставляло, разве что пару процентов – если у девушки есть двойник. Именно эксперты, а они редко ошибаются, дали гарантию: девушка с пустыря и на фото одно лицо. Жаль эту славную пару.

Супругов ввели в помещение, где обычно проходят опознания, подвели к трупу, накрытому чистым белым полотном.

Заметив, что женщина испуганно прижалась к мужу, Павел предупредительным жестом дал понять Ольге, чтобы та повременила, а она готовилась открыть лицо трупа, руки уже протянула. Про себя Терехов отметил черствость Коноплевой, ну, как не спросить, готовы ли к такой тяжелой процедуре люди или им нужно еще некоторое время?

Прошла минута… вторая… а супруги не двигались, они реально окаменели. Чуть слышно кашлянул Феликс, родители вздрогнули и взглянули, как им показалось, на главное лицо – на Павла, он и спросил:

– Вы готовы?

Супруги кивнули слишком слаженно и слишком неуверенно, тем не менее Терехов подал знак Ольге, та открыла только голову убитой. И вдруг все вздрогнули от резкого и отчаянного женского крика.

– Медея!.. – пытался обнять жену муж. – Прошу тебя…

Жена не слышала. Она держалась ладонями за щеки и кричала, то приседая, то выпрямляясь и запрокидывая голову, чтобы с хрипом набрать в грудь воздуха, потом снова пронзительно кричала, глядя на голову мертвой девушки. Муж бросил попытки успокоить ее, он-то держался стойко, словно оловянный солдатик, опустив руки вдоль тела и беспомощно мигая веками. Ольга привела санитаров, те увели убитую горем мать, бормоча какие-то слова, наверное, утешали, а она продолжала истошно кричать.

– Простите, – негромко произнес Павел, обращаясь к мужчине, – мы задержим вас на минуту. Вы должны подтвердить… (Мда, что тут подтверждать, когда и так видно?) Это ваша дочь?

– Д-да, – с трудом выговорил тот.

– Ее зовут…

– Искра. Наша дочь, наша…

– Больше не стану вас задерживать, поговорим позже, для нас очень важны ваши показания.

Георгий Данилович смотрел на Искру, пока ее не накрыли полотном, только потом он заплакал, крепко смежив веки, словно не хотел выпустить ни одной слезы из глаз, и плакал беззвучно. Его проводили к жене, которая не смогла взять себя в руки, в конце концов ей стало плохо настолько, что пришлось вызывать неотложку, благо здесь все рядом.

Возвращались в машине Павла, молчали, ибо процедура опознания оставила неприятный осадок, но дело поторапливало. Терехов обратился не только к Феликсу, к Евгению Сорину на заднем сиденье тоже:

– Итак, ребята, что у нас на сегодняшний день?

– Не люблю опознания, – мрачно бросил Феликс. – У меня потом целый день препоганое настроение. Понятно, люди умирают, но не так… а на родственников смотреть – это удар по нервной системе. Моей, блин.

– Посчитаем плюсы, – предложил Павел, оставив без внимания жалобы опера. – Феликс, что с подобными случаями? Похожие находки по стране имели место?

– Увы, – коротко ответил тот. – Я же говорил…

– Хм, говорил! А вдруг появились новости?

– Паша, если б новости были, я не постеснялся бы порадовать тебя даже среди ночи.

– Значит, минус. Короче, помочь нам в расследовании некому.

– Ага, мы первопроходцы, – невесело фыркнул тот. – В историю войдем, однако. Или не войдем.

– Ладно. А как обстоит дело с пропавшими людьми в городе?

– Люди, Паша, пропадают во все времена, причем возраст неограничен: от младенцев до стариков. Некоторые находятся через много лет, некоторых находим мы – останки, например, а многие числятся в списках без вести пропавших.

– Меня интересуют молодые девушки.

– Молодые девушки всех интересуют, – хмуро заметил Феликс.

– Давай без каламбуров, как-то не очень вяжется с сегодняшним днем, – мягко осадил его Павел, хотя каламбурист совсем не веселился. – Да и время терять не хочется.

– Уж что-что, а