Он протянул лист тонкой бумаги, сма­хивающий на бланк. На нем значилось на­звание небольшого прибрежного отеля.

«Сэр!

Хотя мне приходится беречь свое доб­рое имя и я не особенно жажду иметь дело с полицией, я сочла своим долгом сооб­щить вам, что в прошлом году двадцать чет­вертого мая у нас в отеле останавливался некий Макси с дамой, которую он запи­сал в книге регистрации как свою жену. Я видела фотографию в «Ивнинг Кларион» доктора Макси, замешанного в деле об убий­стве в Чадфлите. В Газете сказано, что он холостяк, а это тот самый человек. Я не видела фотографии убитой девушки, пото­му ничего не могу сказать о ней, тем не менее сочла своим долгом довести выше­изложенное до вашего сведения. Конечно, моя информация может ничего и не про­яснить, но мне не хотелось бы оказаться впутанной в неприятную историю, и по­тому буду вам весьма благодарной, если мое имя останется в тени. А также название моего отеля, который всегда обслуживал весьма почтенную публику. Макси останавливал­ся у нас всего на одну ночь; вел себя очень спокойно, но мой муж считает, что наш долг сообщить вам эту информацию. Пишу вам без всякой предубежденности.

Искренне ваша

Лайли Бервуд (миссис)»

– Эта дама на удивление печется о сво­ем долге, – сказал Далглиш, – правда, трудновато понять, что она имеет в виду под «предубежденностью». Чувствую, что над этим письмом изрядно попотел ее му­женек, над формулировочками тоже, но пред­почел его не подписывать. Я посылал на­шего шустрого юнца Робсона разузнать, что там да как, не сомневаюсь, он получил мак­симум удовольствия. Да к тому же ему удалось убедить их, что та самая ночь не имеет ничего общего с убийством и что самое луч­шее для репутации отеля и для них самих – выбросить эту историю из головы. Хотя все не так-то просто. Робсон захватил с собой несколько фотографий, и они подтверди­ли одну мою небезынтересную версию. Как вы думаете, кто был соучастником грехо­падения Макси?

– Мисс Бауэрз, сэр?

– Именно. А я-то надеялся удивить вас.

– Но кто же еще, сэр, если предполо­жить, что это кто-то из местных. У нас нет никаких оснований считать, что доктор Макси давно крутит роман с Салли Джапп. По­чти год прошел.

– Стало быть, вы не склонны прида­вать этому серьезное значение?

– Просто молодые нынче не относятся к этому так серьезно, как нас учили.

– Грешат-то они столько же, но про­сто легче относятся к греху. У нас нет ос­нований думать, что мисс Бауэрз такого же десятка. Ее, наверно, потрясло слу­чившееся. Она не произвела на меня впе­чатления человека, чуждого условностей, она без ума от Макси и не настолько умна, чтобы скрывать это. Думаю, она спит и видит, как бы ей выйти замуж за Мак­си, и ее шансы после субботней ночи зна­чительно выросли. Она присутствовала при той сцене в гостиной. Она знала, что ей предстоит потерять.

– Думаете, это еще продолжается, сэр? – Сержант Мартин никогда не мог заставить себя более конкретно формули­ровать все связанное с грехами плоти. Он такого наслушался и насмотрелся за тридцать лет работы в полиции, что пора бы ему лишиться иллюзий, но человек он был крепкой закалки, к тому же добрый, он так и не поверил, что люди такие злые или такие слабые, какими их постоянно представляли в суде.

– Вряд ли. Этот уик-энд, не исключе­но, был единственным путешествием в страсть. Может, и совсем неудачным. Может, как вы уже достаточно сурово определи­ли, – минутный каприз. Но это осложня­ет дело. Любовь, такого рода любовь, всегда осложняет дело. Кэтрин Бауэрз относится к типу женщин, которые говорят своему мужчине, что они готовы на все ради него, и так иногда и оказывается.

– А она знала о таблетках, сэр?

– Никто не сознается, что сказал ей, думаю, она не кривила душой, настаивая, что ничего о них не знала. Ей могла ска­зать Салли Джапп, но они не очень-то ла­дили, вернее, насколько я выяснил, они просто не выносили друг друга. Но из этого ничего не следует. Мисс Бауэрз должна была знать, что в доме есть какое-то снот­ворное и где оно может храниться, знал и Херн.

– Странно, что он остался, а не уехал.

– Думаю, объяснение одно: убийство со­вершено кем-то из членов семьи, и он не уезжает, чтобы постараться отвести наши подозрения. Он даже, может быть, знает, кто убийца. Если так, боюсь, он не со­вершит промашки. Я попросил Робсона последить за ним. Его рапорт, если отбро­сить психологические домыслы – а он очень любит их высказывать, – подтверждает мои ожидания. Вот он. Досье на Феликса Херна. В годы войны – отличные отзывы. Бог знает как он их добился, или же все-таки война добила его. С 1945 года он болтается без дела, немного пишет. Он совладетель издатель­ства «Херн энд Иллингворт». Его дед, Мор­тимер Херн, основал это издательство. Его отец женился на француженке, мадемуазель Аннет д'Апприус в 1919 году. Этот брак ук­репил их материальное положение. Феликс родился в 1921 году. Получил образование в обычных и закрытых дорогих учебных за­ведениях. С Деборой Рискоу его познако­мил ее муж, его школьный товарищ, ко­торый был намного его младше, в Мартингейле: судя по словам Робсона, он никогда не видел Салли Джапп до того, как посе­тил этот дом. У него самого очень прият­ный домик в Гринвиче, похожий на этот, за хозяйством приглядывает его бывший денщик. Ходят сплетни, что он и миссис Рискоу любовники, но доказательств у нас нет, а из слуги хоть калеными щипцами та­щи – не вытащишь ничего. Да я и не знаю, есть ли что выяснять. Миссис Рискоу, ко­нечно же, лгала, когда сказала, что они провели всю субботнюю ночь вместе. По­лагаю, Феликс Херн мог бы в принципе убить Салли Джапп, чтобы вызволить Де­бору Рискоу из затруднительного положе­ния, но присяжные этому не поверят, да и я тоже.

– Он не держит таблеток?

– Нет. Не думаю, что стоит сомневаться в том, что таблетки, которые подбросили Салли Джапп, извлекли из аптечки мисте­ра Макси. Тем не менее такие таблетки были еще кое у кого. Мартингейлский пузырек могли закопать таким эффектным способом для отвода глаз. По словам доктора Эппса, он выписывал это снотворное – соммейль – мистеру Макси, сэру Рейнольду Прайсу и мисс Поллак из приюта святой Марии. Ни один из этих страдающих бес­сонницей людей не может сказать с опре­деленностью, сколько у него было таблеток. И неудивительно. Обычно все отно­сятся к лекарствам весьма небрежно. Где это сообщение? Вот оно. О мистере Макси нам все известно. Сэр Рейнольд Прайс. Рецепт он получил в январе этого года, лекарство купил четырнадцатого января у Гудлиффа. У него было двадцать три таб­летки в гранулах, говорит, что принял при­близительно половину, а потом бросил. Оче­видно, он быстро отделался от своей бес­сонницы. Логика подсказывает, «что пу­зырек, найденный в кармане его пальто доктором Эппсом, принадлежит ему. Сэр Рейнольд готов признать это, хотя не по­мнит, когда сунул пузырек в карман. Не совсем подходящее место для снотворных, но он часто не ночует дома, так что, по его словам, вполне мог второпях положить его в карман. Нам хорошо известен сэр Рейнольд Прайс, местный бизнесмен, cum[23]фермер, позволяющий себе небольшие убытки в сельском хозяйстве, которые он покры­вает за счет прибыли со своего бизнеса. Он был вне себя, что кто-то, как он выражался, осквернил Чадфлит-Нью-таун, построив викторианский псевдозамок, да такой урод­ливый, что удивляюсь, почему никому не пришло в голову основать общество по его охране. Безусловно, сэр Рейнольд – обы­ватель, но, думаю, не убийца. Правда, у него нет алиби на прошлую субботу, от его слуг мы узнали, что он уехал на машине из дома около десяти вечера и вернулся только рано утром в воскресенье. Сэр Рейнольд чувствует себя таким виноватым, он так сконфужен из-за этой своей отлучки и так явно отмалчивается – как и положено ис­тинному джентльмену, – что, думаю, тут кроется любовная интрижка. А когда мы надавим посильнее и он поймет, что ему грозит обвинение в убийстве, мы скорее всего узнаем имя леди. Он частенько отправля­ется куда-то на ночь, и, по-моему, эти экскурсии не имели отношения к Джапп. Он вряд ли рискнул бы поехать на своем «даймлере», если бы ему предстоял столь опасный визит в Мартингейл.