– Вот видишь! – несколько невпопад сказала Вефрид. – Когда я увижу сына конунга, я сразу его узнаю!

Глава 2

Косьба к Перунову дню завершается, а до жатвы, в этом году грядущей рано, оставалось еще с полмесяца. Да и нельзя работать в день Громовика: огневается, наведет на поля грозу с градом и молнией, голодными оставит на зиму. В эту пору сильнейший из богов небесных, вынужденный оборачиваться лицом к зиме, и без того сердит: может бурю наслать, громы и ливни. Тучи и впрямь собирались, когда боярин с женой, тремя детьми и прочими домочадцами выезжал из Видимиря.

– Только бы не гроза, только бы не гроза! – молила Вефрид, глядя в небо. – О Перун, прошу тебя, сегодня не надо! Мы угостим тебя мясом, пивом, медом, ты получишь хорошие жертвы, но приди к нам на пир добрым и спокойным, а не гневным и грозным!

– Перун сам знает, когда и как ему приходить! – бросил себе за спину Рагнар, впереди нее сидевший в седле. – Ты его только разозлишь своей болтовней.

Понадеявшись на хорошую погоду, все семейство видимирского боярина оделось в лучшее цветное платье, с браслетами, перстнями и застежками из серебра и даже золота. Эскиль и Хельга ехали верхом, за ними – оба сына, а Вефрид сидела позади Рагнара. Хорошие кони, обтянутые шелком седла (на это пошли изношенные сарацинские порты), уздечки в серебряных бляшках искусной варяжской работы, яркие платья и кафтаны – семья боярина среди зеленых лугов и озер походила на семью небесных богов. Впереди и сзади ехали еще десятка два жителей Видимиря, имевших лошадей.

К тому времени как они, миновав ельник, прибыли к Змееву озеру, на берегу было оживленно и людно. Жители округи собирались сюда уже два дня: многие поставили шалаши в ельнике и на лугу за ним, везде дымили костры, что-то варилось – в основном рыба из озера. Время главного угощения еще не пришло, люди сидели и лежали на сене и просто на траве, толковали со знакомыми и родней. Везде уже стояли бочонки с пивом и брагой, ходили по кругу красивые резные ковшики.

О своем приближении Эскиль дал знать звуком рога. Люди потекли к поляне, оживленно гудя: выезжая из темного ельника, боярин в красном кафтане, с серебряной гривной на груди был подобен солнцу, выходящему из-за тучи. Эскилю было уже сорок шесть лет, однако его золотистые волосы и борода сохранили свой яркий цвет, и лишь вблизи в этих волосах и в бороде на щеках была заметна седина. Человек сильный и подвижный, Эскиль почти не располнел, а властный взгляд его мог пригвоздить к месту. Взрослые дети, красивые и нарядные, тоже прибавляли ему уважения. Ну а «госпожа Вельга», как звали Каменную Хельгу славяне, считалась сильнейшей в округе чародейкой. Ходить к ней за помощью в лечении или отыскании скотины весняки не решались, но молва шла, будто она может колдовством и разведать что угодно, и заставить любого человека поступить по своей воле. Ее проницательные глаза, величественный вид, зрелая красота, а еще красно-синий наряд, золоченые нагрудные застежки, браслеты и перстни придавали ей сходство с богиней. Двадцать лет назад она не поверила бы, что когда-то будет производить на людей такое же впечатление, как королева Сванхейд; вот это время настало, но Хельга об этом не задумывалась.

Высланными вперед отроками для Эскиля с семьей был приготовлен просторный навес на случай дождя, и возле него всадники спешились. Отроки привезли на лодках всякого добра – шкуры для постелей, посуду, котлы, припасы. Возле навеса уже были приготовлены дрова на длинном старом кострище, обложенном камнями. Веяло дымом, вареной рыбой, а из чащи, где между соснами раскинулся обширный черничник, ветром несло островатый запах багульника.

Вефрид не любила многолюдства и шума, но знала, что при ее происхождении ей придется когда-нибудь возглавлять пиры в богатом доме и терпеть нацеленные на нее сотни любопытных глаз. Таращились на нее и сейчас – как же, единственная дочка боярская! – и, стараясь не показать, что ей это неприятно, она принимала особенно гордый и надменный вид. При небольшом росте и легком сложении ее, если бы не богатый наряд, можно было в шестнадцать лет принять за тринадцатилетнюю, и порой она примечала краем глаза ухмылки: ишь, дескать, пигалица, а как вышагивает, нос-то к небесам задрала! Даже родные считали ее очень гордой, только Хельга догадывалась, что дочь, не родившаяся такой красивой и обаятельной, как мать, за надменностью прячет муки неуверенности.

Знала Хельга и то, что среди видимирских отцов и матерей Вефрид завидной невестой не считается: сама тоща, а как надменна! Только приданое и хорошо. Не жаловали ее и сами женихи: на зимних посиделках и летних гуляниях местные парни почтительно кланялись боярской дочери, но веселиться предпочитали с кем-то другим, порумянее и попроще. Конечно, в Видимире ей равного и нет, да и молода она – есть время судьбу устроить. Однако Хельга опасалась тайком, что парень, польстивший Вефрид вниманием, некстати затронет ее неизбалованное сердце. Как бы не вышло какой беды…

Едва Эскиль с семьей въехал на поляну, отроки побежали навстречу своему господину. Словно подтверждая опасения Хельги, Коль устремился прямо к Рагнарову коню и протянул руки к Вефрид, чтобы помочь ей сойти на землю.

– Ну, Коль, как тебе здесь? – Вефрид широко раскрыла глаза. – Еще не видел змея?

Коль с братом впервые попали на Змеево озеро, и Вефрид радовалась случаю напугать свежих людей байками о чудовище.

– Видеть не видели, но слышали. – Парень многозначительно ей подмигнул. – Ворочался да вздыхал у себя под камнем, аж елки качались.

– С чего это ему вздыхать?

– Ну, он же знает, что самые хорошие куски Перуну достанутся, а ему придется кости глодать. Тут будешь вздыхать. Не ходить бы тебе к воде близко – вдруг решит отыграться… и утащит вместо быка девушку?

– Тебя утащит! Возьми лучше коня, ему пора отдохнуть.

– Фрида! – окликнул сестру Хавстейн. – Где ты? Мать зовет!

– Пойдем, коня устрой, нечего на девушек пялиться! – К Колю подошел темнобородый мужчина лет тридцати с небольшим, положил руку на плечо и повел прочь.

Коль подчинился, лишь еще раз оглянулся на Вефрид, но она уже разговаривала со старшим братом.

Вскоре затрубили рога, созывая народ к берегу озера, к Змееву камню. Нарядно одетые мужчины, женщины, дети, подростки теснились полукругом со стороны леса, оставляя поляну свободной. Парни и мальчишки лезли на деревья, задним рядам толпы оставалось только слушать