Пока мясо варилось, над Змеевым озером стоял гул и шум движения. Состязания мужчин в честь Перуна начинали парни, и не просто так. Говорят, что в Перунов день открываются волчьи норы и молодые волки начинают нападать на скот. Отроки же сегодня сбивались в «волчьи стаи», которым предстоит на всю зиму уйти из дома и жить в лесу, добывая себе пропитание ловлей дичи и рыбы. Каждый показывал, на что годен, чтобы попасть к тому вожаку, кого считал наиболее удачливым и справедливым. Оба сына Эскиля тоже проводили зимы не дома: Рагнар уже трижды, а Хавстейн – пять раз. Восемнадцатилетний Хавстейн прошлой зимой возглавлял собственную ватагу, готовясь к тому, что вслед за отцом будет когда-нибудь возглавлять Видимирскую волость. Внешне он был похож не столько на своего светловолосого отца, сколько на дядю по матери, Хедина сына Арнора: такой же высокий рост, худощавое, но крепкое сложение, темно-русые волосы, продолговатое лицо с очень высоким, широким прямоугольным лбом. Глаза большие, как у матери, были глубоко посажены. Хавстейна нельзя было назвать красавцем, но ему придавало привлекательности выражение спокойного достоинства, уверенности, какое отличало и его дядю, и деда.

Парни состязались без оружия, просто на кулаках. Вожак подбирал пары, чтобы двенадцатилетний не выходил биться с семнадцатилетним. В ватагу Хавстейна пожелал попасть и Коль. Удачная зимняя охота – по десятку лисьих, куньих, бобровых шкурок – могла бы дать двум загадочным бродягам средства завести свое хозяйство, поставить избу, купить скота, расчистить делянку под рожь, еще через год-другой – и жениться. По возрасту Коль превосходил всех неженатых парней, его ровесники составляли ватагу женатых молодцев: они не покидали избы на всю зиму, но бывало, проводили на лову по несколько дней, устраивали облавы на волков и крупную дичь. Но своего хозяйства у Коль не было, не было и родни, кроме старшего брата, а потому оба они, несмотря на возраст, в доме Эскиля жили на правах «отроков».

Отмыв чаши и ножи от жертвенной крови, Хельга уселась возле длинного костра, где в подвешенных котлах варилось мясо. Девушки и дети пошли покуда в ближний черничник и малинник, но Вефрид задержалась возле старшего брата. Как и многим, ей было любопытно поглядеть на состязания отроков, а те при зрителях старались изо всех сил.

Коля Хавстейн оставил напоследок и вышел против него сам – других подходящих для него противников среди парней не было. Вефрид видела, как Орм что-то тихонько втолковывал брату – это дело обычное, кто же даст совет молодому, как не старший брат? Однако Коль, как ей показалось, слушал одним ухом, рассеянно кивал, и на его подвижном лице отражалось недовольство, как будто ему вовсе не нравится то, что он слышит, но спорить он не смеет.

Вот они вышли на середину поляны; предвкушая самый важный поединок среди молодых, толпа сгустилась, сомкнулась теснее. Коль был старше и несколько выше ростом, но Хавстейн, хоть и было видно, что он моложе, благодаря более плотному сложению смотрелся даже внушительнее. Взявшись за пояса друг друга, они покачались, примериваясь, проверяя, насколько прочно каждый стоит на ногах. Хавстейн попытался подбить Колю ногу, тот ловко уклонился. Вторая такая же попытка оказалась опасной: Хавстейн сам потерял равновесие, и Вефрид вскрикнула – Коль мог повалить его, но не стал, а только крутанул, держа за пояс, и отшвырнул от себя.

Переведя дыхание, соперники опять сошлись. Теперь Хавстейн схватил Коля за запястья, но тот вывернул руки очень ловким движением, и по толпе прошел одобрительный гул. Тут же Коль схватил Хавстейна за шею, пригнул и начал давить, чтобы опрокинуть; однако при этом он подвинул ногу ближе, чем было необходимо, и Хавстейн мгновенно ее подбил. Коль ловко шлепнулся на спину, а Хавстейн тут же сел на него верхом и победно вскинул руки. Народ радостно закричал, но Вефрид заметила, что брат улыбается только ртом, а в глазах напряжение – победа не слишком его порадовала.

Поединки окончились, отроки разошлись с поляны, оживленно обсуждая свои удачи и неудачи. Хлопнув Коля по спине, Хавстейн отошел к озеру умыться – неподалеку имелось местечко, где можно было с плоского камня достать до воды, не входя в нее. Вефрид пошла за братьями.

– Этот бес поддался, – сказал ей Хавстейн, пока умывался. Вид у него был и недовольный, и удовлетворенный разом. – Выучен он лучше меня. Опыт-то видно. Только он не хотел меня одолевать, чтобы я перед зимой на него не обозлился.

– Из леса-то к весне того, не выйти можно! – подмигнул Рагнар.

– Истовое слово, – проворчал Хавстейн. – Он парень-то неглупый. Что дальше будет… поглядим.

Вефрид внимательно посмотрела брату в глаза. Она видела, что он озабочен: и доволен, что поединок кончился наилучшим для него образом, без потери чести перед будущей «стаей», и недоволен тем, что пришелец просто подарил ему победу, а себе взял поражение. Пока Коль помнит свое место, но как пойдет дальше, когда он обживется?

* * *

Наконец мясо сварилось. Котлы сняли с огня, куски мяса выложили на большие деревянные блюда.

– А ну – кому Перунову кость? – весело крикнул Эскиль, выставив на траву перед собой корыто с вываренными костями, на которых было не слишком много мяса.

И тут же подался в сторону – толпа мужчин всех возрастов, от стариков до отроков, с ревом кинулась к корыту. В Перунов день назначенную людям часть жертвы полагалось брать с боем, по-звериному: чем больше драки будет над этим мясом, тем меньше лесные звери будут зимой нападать на людей и скотину. Горячее мясо исходило паром; отпихивая и отшвыривая друг друга, люди хватали кости руками, вопили, обжигаясь, пытались уйти с добычей, по пути наталкивались на соперников и вновь вступали в драку. Часть мяса при этом, конечно, изрядно вываляли в земле, но своих чудесных свойств оно от этого не потеряло. Победителем считался тот, кто сумеет унести добычу за пределы поляны, преследовать и отнимать после этого уже не дозволялось. Поляна и правда напоминала место, где дерутся и беснуются злые духи: соперники охаживали друг друга кулаками, катались по земле, хватали и снова теряли кости…

Женщины и те, кто не решался лезть в эту свалку, смотрели от опушки, подбадривая своих криками и хохоча. Иной раз противники налетали на зрителей, и те с визгом подавались назад; порой кто-то, почти добравшись до опушки, норовил сунуть добычу своим женщинам, а соперник пытался в последний миг ее выхватить – тогда бывало,