в Москве надолго.

Я спустилась вниз и заглянула в ту часть дома на первом этаже, что отвели нам Ольховы. Там было пусто, хотя свет в коридоре горел. Одежда и обувь Клима были на месте.

– Клим, – позвала я, со смехом вспомнив сегодняшнее желание проделать то же самое, только несколько громче, в «доме с чертями».

Он откликнулся со второго этажа. Я поднялась и увидела его в гостиной. Он сидел за обеденным столом и уплетал булку в полной темноте, если не считать света фонарей, попадавших в комнату с улицы. Странно, что я не заметила его, когда спускалась из кабинета.

– Вкусно?

– Очень, – ответил он без тени иронии. – Хочешь?

Я отрицательно покачала головой и приблизилась к часам с кукушкой. Включила торшер, который стоял в углу комнаты. Теперь на часы падала тень от абажура, будто огромный зверь вот-вот проглотит домик вместе с кукушкой.

– О чем думаешь? – осторожно спросил Клим.

– О том, что уже поздно.

– Останешься?

– Я боюсь.

– Кукушки? – усмехнулся он и чуть не подавился выпечкой.

– Себя, – коротко ответила я.

С минуту мы молча смотрели друг на друга. Я еле сдерживалась, чтобы не броситься в его объятия. Судя по взгляду Клима, ему в этот момент тоже было нелегко.

– Зайду к Ветровой, – тихо сказала я.

– А что, если мы недооцениваем ее? Не хочется отпускать тебя одну.

– Но и дом оставлять, пожалуй, не стоит. За меня не переживай. От нее вызову такси, пешком не пойду, обещаю.

Клим молча кивнул и встал, чтобы проводить меня. Уже на пороге я неожиданно спросила:

– А как Ольхов узнал о смерти Анжелы?

– Когда она перестала отвечать на звонки, Павел позвонил Виталию узнать, не заходила ли она к ним. Через какое-то время Ольхов решил перезвонить, поинтересоваться, объявилась ли Анжела. К тому времени Павел уже успел обнаружить супругу, а «Скорая» – констатировать смерть.

– И Ольхов сразу сообщил тебе?

– Да, он спустился ко мне вниз из своего кабинета. Дарья была здесь, в кухне, и разговора не слышала.

– Как Ольхов отреагировал на новость?

– Выглядел потрясенным и каким-то отрешенным. Я еще подумал, что он переживает за реакцию супруги, а самому не помешала бы горсть успокоительных. Я даже вспомнил, что видел аптечку в ванной на первом этаже, и дал ему оттуда валерьянку в таблетках.

– Он выпил?

– Выпил, но, пожалуй, стакан водки помог бы ему больше. Правда, за руль после этого, конечно, не сядешь.

– Они поехали на машине?

– Да, выходной день – билеты на ближайшие поезда давно раскуплены.

– Надо бы позвонить, узнать, как они добрались.

– Он прислал сообщение пару минут назад: они на месте и Дарья приняла новость стойко.

– Мне не показалось, что они были с Анжелой подругами. Так, добрые соседки, не более.

– Пожалуй, ты права.

Антонина Петровна не сразу открыла мне дверь. Дважды спросила, кто явился на ночь глядя, и лишь со второго раза поняла, какая такая Лена вздумала ее беспокоить. Наконец дверь приоткрылась. Правда, с цепочки старушка ее не сняла.

– Чего тебе? – спросила она, особенно не церемонясь.

– Колечко потеряла, – ответила я и шмыгнула носом для убедительности. – Гунар дарил еще в начале наших отношений.

Звякнула цепочка, и старушка открыла дверь, придерживая ее рукой.

– Заходи скорее, а то холода напустим, коли лясы точить на пороге будем.

Не дожидаясь приглашения, я разулась и прошла в дом вслед за хозяйкой.

– Золотое, поди? – спросила та.

– Нет, оно не особо ценное, просто дорого мне как память.

– Осерчает небось Гунар твой, коли узнает, что потеряла подарок-то.

– Поэтому и побеспокоила вас так поздно, – заискивающе произнесла я.

– Слыхала, что с Анжелкой-вертихвосткой стряслось?

Я не сразу нашлась что ответить. Притвориться, что впервые об этом слышу, и узнать версию событий Ветровой? Или ответить что-нибудь провокационное? Вместо этого я произнесла:

– Почему вертихвосткой?

– Да потому что по молодости хвостом своим много вертела.

– Я думала, вы познакомились только после того, как Тимофеевы тут дом построили.

– Так и есть. Это мне ироды рассказали.

– Кто?

– Те, что дом мой хотели купить. Они мне тогда про всех рассказывать принялись. Мол, подумай, старая, хочешь ли жить в окружении таких соседей?

– И что сказали?

– Ты кольцо-то ищи.

Я опустилась на четвереньки и медленно стала передвигаться от входа к обеденному столу. Антонина Петровна тем временем продолжала:

– Я, конечно, слушать до конца не стала. Почто мне эти сплетни? Но про Анжелу-проститутку запомнила, конечно.

– Они так и сказали?

– Что я, записывала, что ли? Но смысл уловила, можешь поверить.

– А еще про кого говорили? – не унималась я, не забывая создавать видимость активных поисков.

– Да еще только про Лильку разве что сказать успели. Девица тут живет во втором подъезде. Росла она в райцентре с отцом, а тот большой бандит. Это они так сказали. Мне-то почем знать? За что купила, за то и продаю. Сказали, что она сызмальства в его грязных делах участвовала.

– Это каких?

– Недослушала я каких, только на зону он вряд ли за богоугодные поступки попал.

– Но она-то на свободе.

– Может, пожалели соплячку, а может, у нее все впереди.

– Не верите, что она встала на путь исправления?

– Встала не встала, а дела, отцом начатые, кому-то завершать надо, – твердо ответила старушка.

Я поразилась знаниям Ветровой о бандитских устоях и, поднявшись на ноги и перейдя в большую комнату, первым делом стала глазами искать на полках детективы. Вероятно, этот жанр у нее среди любимых.

Антонина Петровна перешла в комнату вслед за мной, а я начала изучать подоконники на предмет несуществующего кольца.

– Как теперь заснуть? – вдруг сказала старушка. – Когда такие страсти творятся. Средь бела дня девку убили, пусть и непутевую…

– Она давно замужем, воспитывает дочь, – вступилась я. – Мы виделись в доме Ольховых.

– Это да, девчонку жаль как. Без матери-то несладко ей придется.

– Как думаете, что случилось?

– Вот уж не знаю, но люди в форме сегодня ко мне заходили и много про ее мужа спрашивали, Павла то есть. Не видела ли я, как они бранятся, не бил ли он ее.

– А вы?

– Ну я сказала как есть: под моими окнами не мутузил, а там кто знает. Но, скажу я тебе, что-то у них на него есть, неспроста они такие разговоры вели.

Я не стала расстраивать женщину и рассказывать, что им проще сделать крайним мужа, когда тот, считай, под рукой и под подозрением, а не копать глубже в поисках других кандидатур.

– А друзья ваши что говорят?

– Переживают, – ответила я, решив не упоминать, что Ольховы уехали в Москву.

– Хорошо, что вы к ним приехали. Страшно, поди, в доме-то им теперь.

– Думаете, существует угроза и для них?

– Думаю я, Леночка, что иногда жуть берет и без кровавых убийств по соседству.

– В смысле?

– Я бы в их доме жить не стала, – вдруг сказала старушка и, поджав губы, замотала головой. – Плохое место.

– Но вы так интересно рассказывали мне о нем сегодня, – удивилась я.

– Одно другому не мешает.

– Почему же плохое, что не так?

– Никто счастлив в нем не был.

– Почему вы так думаете?

Она замолчала, и я потеряла надежду