Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда наконец заснула, то увидела странный сон. Будто я сижу на зеленом газоне посреди двора Ольховых. На улице ночь, но фонари не горят. Окна вокруг тоже все до одного темные. Более того, они заляпаны грязью, а кое-где даже разбиты. Все соседи Ольховых медленно приближаются ко мне, точно зомби, со стороны своих жилищ.
Антонина Петровна в серой шали, повязанной вокруг пояса, прихрамывает на правую ногу, буквально волоча ее за собой. Я резко оборачиваюсь назад – со стороны дома Тимофеевых медленно идет на меня Павел в трауре: черный костюм и черная рубашка, черный галстук развязан и развевается на ветру. Я перевожу взгляд левее и вижу Лилю. Она ползет по траве на четвереньках – на ней черная короткая шубка и почему-то варежки. На шее у нее я замечаю ошейник. На поводке ее ведет Вера Петровна в рваной ночнушке до пят. Рядом с ней идут Ксюша и Ольга, одетые как близняшки. Вдруг я замечаю, как в действительности похожи мать и дочь. Из их подъезда с громким лаем выскакивает болонка Муся и проносится через весь двор стрелой. Собака подбегает к Ольхову. Он идет по дорожке от своего дома за руку с женой. Дарья будто бы на последних месяцах беременности – живот у нее просто огромный. Со стороны «избы» движутся ко мне Фокины в своей неизменной манере – под ручку, плотно прижавшись друг к другу. Свободные руки болтаются, как плети.
Я верчу головой, перевожу взгляд с одного на другого, а соседи подходят все ближе, смыкаясь плотным кольцом. Фокины, Ольховы, Майя, Вера Петровна, Ксюша с матерью, Антонина Петровна, Павел… Кого-то не хватает.
– Где Анжела? – спрашиваю я.
Люди вокруг начинают переглядываться, хихикать, а вскоре и вовсе во дворе эхом начинает разноситься звонкий смех.
– Где она? – я перехожу на крик.
Все они, как по команде, поднимают руки и показывают пальцем в мою сторону. Я опускаю взгляд и вижу изуродованное тело Анжелы прямо перед собой. Трава, залитая кровью, кажется в темноте черной.
Я села в кровати, проснувшись от собственного крика. Схватилась руками за голову и провела ладонями по лицу. На лбу была испарина. Спустя пару минут в дверь тихонько постучали, и я услышала:
– Все в порядке?
Я сглотнула ком в горле, силясь ответить, но выдавила из себя только какое-то подобие писка. Джокер приоткрыл дверь и заглянул в комнату. На нем был светлый джемпер и брюки. Неужели он так быстро успел одеться, чтобы добежать сюда?
– Который час? – догадалась спросить я.
– Половина восьмого.
Мне казалось, будто с момента, когда я, наконец, уснула, прошло минут пятнадцать. Возможно, так оно и было.
– Дурной сон, – отмахнулась я.
Он подошел ближе.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– А что, хреново выгляжу?
– Лоб мокрый. – Он приложил руку. – И горячий.
– Все нормально, правда, – заверила я. – Просто бессонная ночь и страшный сон.
Взгляд его упал на тумбочку, где до сих пор лежал кулон в форме стрелы.
– Не видел раньше у тебя такого, – спокойно произнес он.
Выглядело это настолько естественно и непринужденно, что я почувствовала накатывающую на меня ярость.
– Нашла на улице.
– Вещица настолько тебе приглянулась, что ты решила хранить ее поближе, прямо на прикроватной тумбочке?
Он что, мне не верит? Или пытается задеть, прекрасно зная, как она у меня появилась?
– Вовсе нет. Более того, я про нее и думать забыла. Просто Кузьмич вчера подарил мне новогодний подарок. Я не стала дожидаться праздника и нашла в свертке занятную книгу. О рунах.
Сделав акцент на последнем слове, я замолчала, внимательно наблюдая за Бергманом. Он был невероятно красив, черт подери! Будто внешность его была создана таким образом специально – чтобы отвлекать от истинной сущности.
– М-м-м, руна воина, – произнес Максимильян таким тоном, будто мысль только что посетила его голову. – Думаешь, это знак?
– А ты что думаешь? – предпочла я ответить вопросом на вопрос.
– Предпочитаю верить, что враг повергнут.
– Все-таки Вадим – Черный Колдун?
– Девушке решать.
– А если я решу, что это не случайность? Вадим выжил и послал мне эту руну в качестве намека?
– Не замечал в нем поэтических наклонностей. Поэт у нас один.
«Знать бы только, действительно ли он – Поэт, а Вадим – Черный Колдун. И если так, то кто из оставшихся двоих моя истинная любовь, Воин, а кто – Климент, обреченный на предательство Девушки?»
– Не замечала, – с опозданием ответила я. – Скорее наоборот.
– Максимильян Эдмундович, к вам посетитель, – услышали мы голос Лионеллы из-за двери.
«Так рано», – подумала я и нахмурилась.
– Поспи, Димка раньше десяти не проснется.
Я действительно быстро заснула. На этот раз обошлось без сновидений. Либо, пробудившись, я не смогла их вспомнить. Впрочем, до встречи с Бергманом я вообще не помнила свои сны.
Когда я открыла глаза, на улице было уже светло. Приняв душ, я спустилась в столовую. Поэт и Джокер пили кофе. Вскоре дверь в кухню бесшумно распахнулась и Лионелла вынесла завтрак. Максимильян к еде не притронулся. Скорее всего, успел позавтракать раньше. Он, в отличие от Димки, не имел привычки подолгу спать.
Впрочем, как оказалось, Поэт ночью времени даром не терял.
– Навел справки по поводу совпадения отчеств двух соседок. Вера Петровна Басаева – единственный ребенок в семье. Так что никаких старших сестер у нее нет. У Антонины Петровны тоже уже никого – только сын с семьей.
– Ты сказал «уже»…
– Была сестра, Мария, но она умерла.
– Старшая?
– Нет, младше почти на восемь лет.
– Когда это случилось?
– В середине пятидесятых, кажется. Но Мария Матвеева совершенно точно мертва. Это не как исчезнувшая без следа мать Лили, которая внезапно может оказаться кем-нибудь из соседок.
– Кем же?
– Ну, по возрасту подходит Ольга, мама Ксюши, например.
– И какой резон ей прятаться столько лет, бросать дочь?
– Времена такие были, спасала свою жизнь как могла.
– А теперь ее старшая дочь живет с ней в соседнем подъезде и не подозревает, что мать жива-здорова? Ну нет, слишком много совпадений на один квадратный метр.
Я действительно отказывалась в это верить. Однако невольно начала примерять роль матери Лили и на Ольхову, хоть та и была моложе, и даже на Тимофееву, что было совсем уж абсурдно.
Убедившись, что мы с Поэтом закончили завтракать, что было весьма любезно со стороны Джокера, он заговорил:
– Итак, вскрытие подтвердило, что Тимофеева скончалась от потери крови. На ее теле около десятка ножевых ранений. Некоторые из них совершенно не опасные для жизни, но весьма болезненные, другие наоборот – глубокие и четкие.
– Их наносили двое? – предположила я.
– Похоже на одну руку, просто разное усилие.
– Или намерение. В случае если жертву сначала пытали, потом добивали.
– Зачем ее пытать? Что такого ценного она могла сказать? –