его величество? У него остались два сына и дочь, мои брат и сестра, мама… Я и сама бы не позволила… Не позволила бы отцу умереть за меня, а моей семье – лишиться всего, что они имеют.

– Вы так говорите, будто Хьяртан Эртхард чудовище, – вырвалось у меня.

Хотя сама же вчера вечером считала его чудовищем. Снежным чудовищем с куском льда вместо сердца и стужей вместо души.

– Ну что вы, – Хелена передернула плечами, – он всего лишь такой же, как его отец. Привык к тому, что все для него, а если что-то не для него – надо это подмять, раздавить, уничтожить. Его старший брат, вы же знаете, от другой матери. Эта девушка тоже была из знатного рода, но ее сыну досталась участь бастарда, пусть и признанного отцом. А его жена… Ей просто приходилось терпеть все, что происходило у нее под носом. Терпеть, глотать обиды… – Мы как раз проходили мимо портрета отца Хьяртана, и молодая женщина хищно раздула ноздри.

– Думаете, его волнует моя судьба? Или то, что я никогда уже не смогу создать семью с порядочным нордом? На меня же никто не посмотрит, потому что я… – Она не договорила, а после секундного замешательства неожиданно спросила: – Вы ведь знаете ту историю с казнью его фаворитки?

– Чьей? – переспросила, чувствуя, как сердце стынет от ужаса. – Его величества?

– Да нет же, – отмахнулась Хелена, – его отца. Эту женщину привезли в Эрнхейм, кажется, из-за ее силы. Изначально. А потом…

Женщину. Привезли в Эрнхейм. Из-за ее силы.

Нет, этого не может быть!

– Как ее звали? – перебила, не заботясь о церемониях.

Хелена приподняла брови:

– Женщину? Не помню. Да и какая разница? Важно то, что она отказала ему, и…

Голос фаворитки доносился до меня, как из глубокого сугроба. Хотя казалось, что это не сугроб, а целая лавина сошла и накрыла меня. Пленница с магической силой… Моя мама? Отец Хьяртана захотел сделать ее своей игрушкой, и она ему отказала. А может быть, посчитал опасной ее магию… Или…

– Ливия, что с тобой?! Ты побледнела! – все-таки пробился ко мне голос Хелены. – Пойдем! Быстрее, к окну…

Она чуть ли не силой схватила меня за локоть, подтащила к окну, рванула на себя тяжелую створку. В лицо ударил морозный воздух, А вместе с ним осознание, что там, за этим ларговым окном, происходит. Точнее, что произойдет. Сейчас.

– Фу, – едва глянув туда, Хелена скривилась. – Нашли развлечение… Казнь. Ненавижу.

Она отвернулась, а я вцепилась руками в ледяную раму. Это что же, и мою маму… вот так, на глазах у всех?! И никто не вступился? Никто из всей этой толпы?! Не потому ли она мне сегодня снилась? Не потому ли просила остановить… это убийство!

Меня затрясло так, что Хелена отшатнулась.

– Ливия, тебе нужен целитель!

– Нет. Мне нужно туда!

Оттолкнувшись от рамы, я шагнула к застывшим воинам.

– Проводите меня на место казни! Сейчас же!

– Нэри Селланд…

– Мне запрещено на ней присутствовать?

– Нет.

– В таком случае ведите!

Воины не стали возражать и расступились, открывая передо мной двери. Дорога показалась бесконечной, но еще бесконечнее была страшная мысль, что я буду делать, когда там окажусь. Что?! Да неважно! Я должна это остановить! Должна немедленно прекратить этот кошмар… Перед глазами стоял Душан, которого привязывали к столбу, а потом вдруг как вспышка возникла моя хрупкая беззащитная мама. Видение отозвалось таким огнем в груди, что я на миг потеряла возможность дышать, а в следующий миг мы уже вышли во внутренний двор.

Едва я шагнула вперед, как отвратительный звук рассекающего воздух хлыста и удар совпали с криками Душана.

– Остановитесь! – разумеется, мой голос потонул в гуле толпы, а воины преградили мне дорогу.

– Вам нельзя к придворным, нэри Селланд!

А что мне вообще можно?! Как я остановлю этот кошмар?!

Очумевшие лица людей, пришедших посмотреть на чужую кровь, вопящий Душан, трое совершенно праздных Снежных на возвышении. Но больше всех выделялся, конечно, он. Хьяртан-Киллиан Эртхард с ледяным взглядом и застывшей на лице хищной маской. И во взгляде, и в выражении лица Снежного читался смертный приговор моему сводному брату.

Так же, как когда-то на лице его отца… приговор моей матери.

Очередной удар заставил на миг зажмуриться и вздрогнуть, как будто хлыстом полоснули меня, а в следующее мгновение… Я широко распахнула глаза. Я должна что-то сделать… должна! Мысль билась внутри вместе с ударами сердца, выжимая воздух из легких по капле, как вдруг… Огонь, сжигающий изнутри, хлынул сквозь меня ослепительным светом.

Воины шарахнулись в стороны, время будто застыло, а моя сила полыхнула так, что превратила угрюмое пасмурное утро в солнечный день.

Толпа дружно ахнула, волной прокатился по двору гул взволнованных голосов. Кто-то из дам завизжал, но моя сила не причиняла вреда… никому и ничему, кроме холода. Там, где она соприкасалась со снегом и льдом, оставались талые островки, мгновенно испарявшиеся, как по волшебству. Двор очистился от снега, как если бы в Эрнхейм пришла весна. В серых давящих стенах неожиданно стало невыносимо жарко, а сквозь черную землю уже пробивались ростки первой молодой травы и цветов.

Везде, кроме балкона, на котором восседали Снежные. Он был окружен щитом, запечатавшим их словно во льдах, и сразу становилось понятно, кто этот щит держал, – Хьяртан. Наши силы, соприкасаясь, искрили, шипели и плавили пространство вокруг. Палач вцепился в хлыст, как в свое единственное спасение, когда кто-то из придворных отчаянно завопил:

– Покушение! Это покушение на его величество!

Что?

Мне в спину уперлась сталь оружия, в шею – острие копья: сориентировались до этой минуты охранявшие меня воины. Миг, и сила Хьяртана ворвалась в мою, разрушая, сковывая льдом, рассекая солнечное сияние метелью. Ударила в грудь с такой яростью, что источник погас, а я еле удержалась на ногах. Погас и свет, и трава мгновенно замерзла, покрываясь кристаллами льда, которые только что были росой.

Щит, удерживаемый Снежным, тоже погас, в нем не было больше необходимости, и раскатами грома прозвучал над площадью голос короля:

– Проводите нэри Селланд в ее покои.

– В покои? – выдохнул блондин, сидевший по правую руку от его величества. – Она пыталась убить нас! Тебя! – Под взглядом брата он мгновенно прикусил язык и склонил голову: – Прошу прощения, ваше величество.

Воины, в отличие от светловолосого, не стали интересоваться, почему мне не надо отрубить голову прямо на площади, просто развернули меня в ту сторону, откуда мы только что пришли. Последним взглядом успела уловить, как какая-то придворная нэри в обмороке рухнула на руки обеспокоенного