принадлежности. В первый раз было страшно даже заходить к Фабиану, не говоря уже о том, чтобы пройтись в таком украшении в сопровождении воинов по замку. Прошло уже несколько дней, сегодня Ночь тысячи огней, а я до сих пор не могу избавиться от чувства, что меня заклеймили. Как породистое животное! Хотя в моем случае, судя по словам его снежности, скорее беспородное.

Ненавижу его! Вот прямо ненавижу!

И мысли о хорошем сейчас не спасали. Особенно когда вспоминала о том, что этот ошейник делает еще – помимо наказания непокорной меня он подавлял мою силу! Я понятия не имела, зачем мама его сохранила, но, судя по тому, что я узнала из разговора с Хеленой, скорее всего, на нее тоже его надевали. Чтобы укротить солнечную стихию, которая жила в ней.

Я поняла это, когда попыталась вызвать магию: попытка обошлась мне головной болью и чувством, будто меня всю ночь целовал Хьяртан. То есть бессилием, какого я раньше не испытывала. В следующий раз была осторожнее и постаралась обратиться к магии потихонечку, мягче, хотя бы через крохотную искорку, но получила тот же самый эффект, просто не такой мощный. По всему выходило, что меня запечатали, чтобы я больше не могла пользоваться своей силой.

Только когда она потребуется его величеству, тогда, очевидно, эту дрянь с меня снимут. Ошейник больше не казался мне красивым, напротив, он был громоздким и мерзким, а камни – ледяными осколками.

– Не злитесь на него, Ливия, – снова ворвался в мои мысли голос Бьяртмара. – Брат иногда принимает резкие решения, но он…

– А мы можем не говорить о нем? – сухо спросила.

– Даже так? Он так сильно вас обидел?

– А вы как думаете? – Я невольно коснулась ошейника. – Я пытаюсь быть ему благодарна – за то, что сделал для Фабиана, но… простите, не получается. Поэтому я лучше побуду благодарной вам.

Снежный улыбнулся.

– Всегда рад помочь.

По сути, говорить нам с ним было не о чем, но мне хотелось поддержать разговор и как-то сгладить свою резкость в отношение его брата. Все-таки Бьяртмар тут вообще ни при чем, и он действительно искренне хотел помочь Фабиану. Не просто хотел. Помог.

– Как себя чувствует маркиза Ланге? – поинтересовалась, чтобы хоть за что-то зацепиться.

– Хелена? – Бьяртмар приподнял брови, потом нахмурился. – Хелена уехала.

– В гости к отцу?

– Если честно, не представляю. – Он безразлично пожал плечами. – Мы с ней никогда не общались. С того самого дня, как она появилась в Эрнхейме и чуть не стравила Дойна с Хьяртом, я как-то не испытывал желания с ней разговаривать.

Что?

– Что значит: чуть не стравила? – Я нахмурилась. – Разве Хьяртан… его величество не привез ее для себя?

Бьяртмар вновь выгнул брови.

– Разумеется, нет. Кто вам такое сказал, Ливия? Хелена приехала с родителями на летний бал и сделала все, чтобы здесь остаться. Точнее, чтобы остаться при моем правящем брате.

В этот момент я почувствовала себя очень и очень странно. Хелена мне солгала? Получается, что да.

– А Эггарт? – спросила растерянно.

– Кто? – теперь Снежный нахмурился.

– Эггарт. Ее жених.

– Эггарт Ортор? Маркиз, который волочился за Хеленой? А что с ним?

– Он погиб в битве с гротхэном?

– Не представляю, откуда вы это взяли, Ливия. – Бьяртмар покачал головой. – Эггарт Ортор любил женщин и приударить за каждой юбкой. Особенно выделял Хелену. Как-то спьяну он ее облапал, она пожаловалась Хьяртану, и его сослали в дальний гарнизон, пока не поумнеет. Но поумнеть он не успел, напился до ларгов в свое дежурство и свалился с дозорной башни.

Правда, правда, где же ты? Это была такая детская игра, мы играли в нее с девочками, когда еще были живы отец и мама. Надо было говорить несколько фактов, и собравшиеся должны были угадать, что из них правда, а что – ложь. При этом считалось, что, если сцепить руки за спиной и мысленно произнести: «Правда, правда, где же ты?» – это поможет тебе выиграть. Выигравший, то есть угадавший наиболее точно, получал право загадывать следующим, а еще можно было попросить у подружек любую куклу на день, поиграть, и девочки не имели права отказать. Если не угадывал никто, те же привилегии были у загадавшей, плюс она могла продолжать игру и загадывать в следующий раз.

Я почти никогда не выигрывала, потому что попросту не умела врать.

– Подождите… так это Хелена вам наговорила?! – догадался Бьяртмар, своим восклицанием вырывая меня из мыслей.

– Да, – не стала отпираться.

Да и зачем? Сама поверила, сама дура. Даже тот факт, что я была на эмоциях, меня не оправдывает. Надо было думать своей головой.

– Перед казнью? – Он поморщился, но тут же продолжил: – То есть перед наказанием вашего сводного брата. Получается, это она вас спровоцировала на то, что произошло? Ну тогда понятно, куда она делась. – Он произнес все это так быстро, что я не успела и слова вставить. – Хьяртан такого не потерпит. Наверняка он ее отослал.

Мысли Бьяртмара вслух вырвали меня из состояния самобичевания, и я вскинула голову.

– Отослал?

– Я же говорил, Ливия. Мой брат может быть жестким, но он не терпит несправедливости и провокаций. И уж тем более не потерпит в Эрнхейме интриганку, которая манипулировала вами.

Почему-то изо всего этого я выделила «вами». С чего, спрашивается? Особенно после всего, что было. После ошейника…

Теперь и злиться на Хьяртана не получалось. Скорее, я злилась на себя – за то, что поверила. За то, что вообще побежала на ту площадь. Почему-то сейчас в своих мыслях я зашла настолько далеко, что подумала: не стал бы он убивать Душана, сам остановил бы «казнь».

Или мне просто хотелось в это верить?

Закусив губу, отбросила все лишние мысли прочь, еще раз поблагодарила Снежного за то, что он сделал для Фабиана, а мысленно еще и за то, что просветил меня относительно Хелены, и направилась к брату.

Вскоре Бьяртмар и Каэтан ушли, а чуть позже и Дорота – она на редкость быстро освоилась в Эрнхейме, кажется, гораздо быстрее всех нас, и уже успела подружиться почти со всеми слугами.

Мы с Фабианом отправились на прогулку в заснеженный парк. Несмотря на хрустящий от мороза снег, умудрились поиграть в снежки, которые едва не разваливались на лету, приходилось греть их в руках, чтобы снег становился хоть немного плотнее.

Перемещаясь на сделанном для него магическом кресле, брат сиял как солнышко, напоминая мне о тех безоблачных днях, когда были живы мама с папой, когда мы вот так же вместе ходили гулять