Она видела, что я набираю смертельную скорость, от переполняющих меня эмоций.

Видела как трясет всего от жажды вернуться в лачугу и убить Мразь, окончательно пробудив в себе бесчеловечного зверя.

Слышала, как я беззвучно шевелю губами и проклинаю самого себя, за то, что позволил своей юной и молодой жене погибнуть от рук тварей из моего мира. Я позволил, я…упустил, потерял, облажался. Я обречен навечно на это чувство вины, и я знаю, что от него нет лекарства. Нет искупления.

— Не вини себя, — вдруг услышал тоненький и мелодичный голосок я. Скулы болели и дрожали от напряжения. Я будто состоял из абсолютного тока, шаровой молнии, которая может уничтожить любого, кто к ней прикоснется. Любого, кроме неё…маленькой девочки со светом в глазах и непоколебимой верой в меня, как в спасителя и посланника, дарованного ей.

Я повернул взгляд в её сторону, чувствуя, что мягкие пальцы девочки коснулись моего предплечья, успокаивая, умиротворяя. Её волосы развивались от скорости, что я набрал.

Она не улыбалась, не плакала. Просто смотрела на меня…и я тонул в глазах лазурной лагуны, в которую тогда и спрыгнул. Со скалы, с обрыва…и она мягко приняла меня, не разбила. Где-то внутри, на тонком и энергетическом уровне, который нельзя потрогать, но можно почувствовать каждой клеточкой тела.

— Я знаю, у тебя доброе сердце. Ты не такой. Ты не убийца. Ты спаситель. Ты не огонь…ты свет, — я резко остановился, чтобы отдышаться и перевести дух. Мы с девушкой все ещё не прерывно смотрели друг на друга. Просто молчали, пока она касалась моего предплечья, а я восстанавливал дыхание огнедышащего дракона. А потом…она вдруг сняла с себя странное украшение — небольшой серебряный ключ на длинной цепочке. Ни говоря ни слова, она надела его мне на шею. Если бы я был верующим, я бы подумал, что в тот миг, с небес спустился призрачный ангел, чтобы благословить меня и отпустить совершенные грехи. Потому что мне почему-то резко стало легче после её слов и безмолвного ритуала.

Девушка коротко кивнула головой, когда я попытался снять подарок и вернуть его ей.

— Возьми его. Он принесет удачу, — её губы тронула легкая улыбка. — Сегодня утром я надела его, и он принес мне тебя.

— Я не могу взять тебя с собой, — твердо ответил я, кидая взгляд вдаль — в бескрайний простор пустынной земли этих земель.

— Не нужно. Отвези меня в любую больницу. Мне нужна помощь, — опуская взгляд, немного расстроенно бросила девушка.

И я так и сделал. Сделал, как она сказала. Навсегда оставив девушку позади. Точнее думал, что навсегда…и в тот же вечер, ключ действительно принес мне «удачу», если так можно сказать. С трудом отыскав ещё одну заправку, я доехал до маленького ближайшего городка, чтобы переночевать…в ту ночь ко мне ворвались агенты ФБР, но не для того, чтобы убить. А для того, чтобы сделать предложение, которое превратит мою жизнь в попытку искупления тех грехов, что уже совершил.

Амелия

2 месяца спустя

Я выхожу на небольшую сцену театра Hudson с замиранием сердца и леденящим чувством приятного волнения в животе. Первые аккорды музыкального сопровождения придают сил и уверенности в себе, и я концентрируюсь на том, что люблю почти больше всего на свете, стараясь не обращать внимание на тремор в коленках.

Главное, чтобы не дрогнул голос…

Хотя за последний месяц я должна уже привыкнуть ко всем этим ощущениям. Но не получается. Каждый раз, как в первый…

Любимое дело всей жизни, всей твоей судьбы, твоя самая главная страсть твоего мира — всегда удивительным образом похожа на одержимость и любовь к главному человеку в твоей жизни. В данном случае, к моему мужу. С Кианом каждый поцелуй всегда также ощущается первым, и я понимаю, что прошло всего пара месяцев с нашей свадьбы, но я до сих пор волнуюсь и испытываю приятный трепет перед тем мгновением, когда его губы соприкасаются с моими. Когда его кожа сливается с моей. Когда он становится продолжением меня и буквально начинает жить внутри.

Все страхи растворяются, когда я полностью погружаюсь в настоящий момент и начинаю петь. Мелодичные слова и ноты выходят из живота, из всего моего существа, из сердца. Я будто поднимаюсь над собой выше и смотрю на себя со стороны: каждый раз, когда я пою — я становлюсь сгустком абсолютного света и счастья.

В кульминационный момент мелодии по телу бегут уже знакомые мурашки. Я знаю, чувствую — мой муж неотрывно смотрит на меня, как и в день маскарада, который связал наши судьбы. Не сомневаюсь в том, что он стоит на балконе — он всегда покупает места там, чтобы я имела возможность посмотреть на него, и его собственнический взгляд, полный любви, страсти и обожания не спрятался бы за блеском софитов.

Он хочет, чтобы я его видела. И я поднимаю взгляд на Киана, переглядываясь с ним долгим взором, ощущая как в груди вспыхивает пламя. То, что нужно, когда поешь арию о разрушительной силе любви, чтобы передать настроение и посыл аудитории.

После исполнения арии на итальянском, я направляюсь в гримерную в сопровождении охраны. Эти ребята уже почти не злят и не раздражают меня, тем более я с детства привыкла к подобным сопровождающим. В конце концов, я понимаю, что они водят вокруг меня круги не просто так и это моя безопасность в первую очередь. Как бы там ни было, сейчас я веду относительно свободный образ жизни. После свадьбы Киан нашел для меня лучшего педагога по вокалу во всем Нью-Йорке, и она тут же начала записывать на меня на разного рода выступления: на небольшие и камерные спектакли в театре, состоящие из нескольких песен, или в джаз-клубы в качестве дивы родом из двадцатых годов.

Все это для меня как глоток свежего воздуха. Каждое выступление — это крошечный шаг к большой мечте, которую я даже вслух озвучить боюсь. Вдруг не сбудется?

Я переодеваюсь, оставив охрану за пределами тесной, но очень атмосферной гримерной с ширмой, обтянутой светлым шифоном и туалетным столиком, заваленным косметикой всех мастей. В тот момент, когда, я остаюсь в корсете, который надевала для выступления и телесных чулках, дверь в гримерную резко открывается и я слегка вздрагиваю. Бросаю взгляд в сторону шума и первое, что бросается в глаза — это огромный букет красных цветов.

Пионы, с еще нераспустившимися бутонами выглядят просто восхитительно и благоухают также. Их настолько много, что я могу видеть лицо мужа, только когда он слегка опускает роскошный подарок.

— Киан, я так испугалась, что это кто-то из охраны. Подожди, мне нужно переодеться. Скоро снова выходить, — прячусь за ширмой полностью, боковым зрением замечая, что Киан подходит к небольшому креслу в гримерной и оставляет на нем цветы, предварительно достав из него один.

— Я не хочу ждать, — твердым, хрипловатым и восхитительно властным тоном отзывается мой мужчина. Ему так идет эта черная рубашка, подчеркивающая его рельефную и сильную фигуру.