Данилов опустился на лавку. Внутренний голос отчего-то советовал ему не выступать и не возмущаться. Следует подождать и затаиться. И он послушался (как слушался своей интуиции всегда). Однако никакая хваленая интуиция Данилова, никакие его сверхспособности не подсказывали ему, где он находится. А главное, почему он здесь очутился.

Варя

Не все же ей просыпаться среди ночи от петренковских тревожных звонков! Надо и начальнику когда-нибудь пострадать, оказаться оторванным ею от приятных домашних безделиц, от жены его, козы-дерезы Ольги, от дочки Юлии, тинейджерши!

Но Варя, конечно, прежде чем звонить, из здания комиссии вышла. Проехала даже на машине кварталов пять. И позвонила полковнику на тот самый, не известный никому из начальства мобильный номер. А когда Петренко ответил, коротко обрисовала ему обстановку.

Она ничего не говорила, однако имела в виду: он, Петренко, втравил ее в историю с Зубцовым и так называемой сектой. Она, в свою очередь, с благословения полковника затянула в дело Данилова. И вот теперь у возлюбленного неприятности. Ясное дело, из-за их совместной экспедиции, тут и к гадалке не ходи!

– Странно, – пробормотал начальник, – почему коллеги не отключили его сотовый.

– Я думаю, ничего странного. Отслеживают, кто ему звонит. Связи выявляют.

– Вероятно, – промямлил полковник и добавил: – Попробую что-нибудь сделать.

Варе захотелось заорать в телефон: «Не попробуйте, а обязательно, слышите, непременно и срочно его оттуда вытащите!» – но все-таки проклятая субординация сдавила горло, и она лишь язвительно пробормотала:

– Да уж постарайтесь.

– Будь на связи, – буркнул полковник и отключился.

Данилов

Интуиция шептала ему: из стука в дверь и ора ничего хорошего не выйдет. Забыли о нем – и слава богу. Надо уметь терпеть и ждать. Как говорят, в тюрьме эти качества особенно пригождаются.

Вскоре лампочка под потолком щелкнула и стала светить вполнакала. Вероятно, в месте заключения наступала ночь. Данилов прилег на голую шконку. Никакого окрика из-за двери не последовало. Тогда он снял с себя пуловер и прикрыл им ноги. А так как по-прежнему ничего не происходило, он подложил руку под голову, свернулся калачиком и, как ни удивительно, задремал.

Как всегда, в тяжелых обстоятельствах ему начинали сниться удивительно светлые сны.

(Третий сон Данилова)

Во сне действие происходило с ним. И в наши дни. Вот прямо сегодня, девятнадцатого сентября две тыщи четырнадцатого. В Москве.

Но это другая реальность. И другая Москва.

В чем это выражается, Алексей сразу не понимает. Вроде бы, на первый взгляд, все вокруг устроено совершенно как в его мире. Он идет по столице, по Садовому кольцу. Причем точно знает, по какому месту кольца: по Садово-Спасской, по внутренней стороне, миновал Мясницкую и приближается к Красным Воротам. Там же, где он шел во сне про шестьдесят второй. И так же, как тогда, по дороге, по направлению его движения, несутся автомобили. Их гораздо больше, чем было в шестьдесят втором. Их так же много, как в нашем обычном мире, они текут в восемь рядов по направлению к Курскому вокзалу, и марки вроде многие знакомы – однако что-то, если судить в совокупности, ощущается непривычное. Данилов даже останавливается на минуту, пытаясь проанализировать, что не так. И вскоре понимает: на дороге много автомашин российского производства. И они непривычные. Невиданные. Не только редкие разудалые «шестерки», на которых в его мире колесят выходцы с Кавказа, или скромнейшие «Гранты», кои приобретают юные менеджеры низшего звена. Хотя и они тоже есть, с такой же эмблемой «Лады» на капотах. Но вместе с тем шныряют маленькие, округлые, похожие на «Поло» или «Матис» малолитражки. На них тоже имеется эмблема ВАЗа, однако Алексей точно знает, что в реальности ничего подобного автогигант на Волге не выпускал. На капоте одной из машин – оранжевой, веселенькой – он замечает шильдик «Оленек». Сначала думает, что это имя собственное – придумал хозяин или хозяйка своему конкретному автомобилю, но потом видит такое же название на другом автомобильчике, светло-салатовом, а затем на третьем, ярко-синем, – и понимает: нет, это имя модели, как «Ока» или «Волга».

Кстати, никаких лимузинчиков с рублеными чертами под именем «Ока» тут не существует – как практически не осталось их в его обыденном мире. А вот «Волги» проплывают – однако они совсем другие, не памятные ему из детства и практически исчезнувшие тупорылые «двадцать четвертые» или «тридцать первые». Нет, это истинные лимузины! Иные похожи на «Фольксваген Пассат», а другие даже на «БМВ» пятой серии – но у всех на кузове гордо блестит шильдик «Волга», а у некоторых даже возвышается в центре капота, словно «мерседесовская» звезда или «роллс-ройсовская» богиня, традиционный серебристый олень. Есть и иные авто под русскими именами: например, под логотипом «Москвича», памятным Данилову с детства, проносятся скромные седаны и хетчбэки, похожие на «Сандеро» или «Клио». Кстати, последние марки вовсе отсутствуют – как очень мало на улице японских, корейских, американских автомобилей. А вот немецких множество, от «Опелей» до «Ауди». Однако все равно: если в реальном мире отношение российских автомобилей к импортным, особенно на Садовом кольце, составляет нынче один к десяти, не больше, то здесь ситуация совершенная другая: на два-три русских лимузина приходится всего один импортный. И это, пусть и во сне, наполняет его радостью и гордостью.

Все так же сверкают рекламы – да только огромных плакатов или растяжек нет ни одной. Здание высотки красуется, чуть отступая от проезжей части, и с тротуара, по которому идет Данилов (а он, после краткой остановки на автомобильную перепись, снова шагает), хорошо видно конструктивистское сооружение, которое в его мире занимает концерн РЖД. Здание на месте и теперь, и оно столь же удачно отремонтировано – только на авангардистской башенке вместо стилизованного логотипа РЖД значатся другие буквы, тоже знакомые: МПС. Алексей вспоминает, что исторически здание предназначалось и долгие годы использовалось именно МПС, Министерством путей сообщения, и он его еще застал, когда перебрался, в конце девяностых, в Москву. Значит, здесь никакого РЖД не появилось? И железными дорогами по-прежнему правит МПС?

Однако не эти три большие красные буквы на конструктивистской башенке поражают Данилова больше всего. Другая надпись. По всему фасаду министерства, обращенному к Садовому, тянутся буквы – красные, светящиеся. Что за фразу они образуют? В первый момент Алексей даже не верит своим глазам, но потом соображает, что все, что он видит, только сон – однако в этом сне он не наблюдает то, что вздумается его подсознанию. Наоборот, происходящее вокруг четко вписывается в железную логику и нисколько не противоречит одно другому. И та надпись огромными буквами, что он видит над фасадом, замечательно уживается и с тремя буквам МПС над башенкой, и засильем отечественных машин на улице. Данилов даже не удивляется, когда дочитывает лозунг до конца: «РЕШЕНИЯ XXXII СЪЕЗДА КПСС – В ЖИЗНЬ!»